Название: - Персонажи: Роад Камелот Рейтинг: G Размер: драббл (100 слов) От автора: был написан на D.Gray-man Fest заявку на ключ ”Сломаны все куклы и разбиты все мечты.” (c) Но ключ основательно переработан. читать дальше Переход от детства к юности, а от юности к зрелости прошел для нее незаметно. Не было подростковых проблем, были проблемы куда серьезнее. Не было первой влюбленности – ей же всего тринадцать… Пятнадцать? Двадцать? Сорок? Когда она перестала считать? Целую вечность назад. Роад никому не скажет, что значит чувствовать себя женщиной в теле маленькой девочки. Маленькие девочки играют в куклы. Ее куклы ломаются. Маленькие девочки мечтают о принце. Ее принц умер. Она старше своей матери. Она старше отца. Она управляет мечтами. Реальность ей не подвластна. Роад не бьет в ярости зеркала. Она разбивает воздушные замки. Ей быть вечным ребенком до следующего перерождения.
Автор: Хайбана Дисклеймер:Все права на D. Gray-man принадлежат Хошино Кацуре Пейринг/Персонажи: Шерил Камелот, Роад Камелот, Аллен Тип: джен Посвящения: рисовалось в подарок для Мэй_Чен
Название: Expiatio* Персонажи: Мадарао, Линк Рейтинг: R От автора: написано на D.Gray-kink на заявку 1 - 28.
читать дальше Сознание медленно возвращается к Линку. Сначала он чувствует, как боль расходится горячими лучами от затылка к вискам. Линк открывает глаза и озадачено моргает, потому что его все еще окружает темнота. Первая же попытка поднять руку лицу отзывается в теле ноющей, но терпимой болью. Словно его долго били, но не желая причинить серьезных повреждений, а ставя целью лишить подвижности. Его тоже так учили. Переход от забытья к пониманию занимает считанные мгновения: гораздо меньше, чем требуется, чтобы привыкнуть к почти полной темноте помещения. - Мадарао, - произносит он, не вполне уверенный, что тот его услышит. Что его хоть кто-нибудь услышит. И только потом понимает, что не стоило выдавать себя. Где-то метрах в трех от него слышится легкий звон метала, Линк инстинктивно поворачивает голову в ту сторону. Оказывается, света все же достаточно, чтобы различить фигуру в противоположном конце комнаты, там, где сквозь щели в потолке падают тусклые серебристые лучи. Пахнет застарелой пылью, подгнившим деревом и йодом. Стены сколочены из досок, пол тоже деревянный. Похоже на заброшенный сарай в портовой части города, наверняка окруженный такими же заброшенными хибарами. Мадарао сидит у стены, скрестив ноги. Капюшон откинут, в полумраке слегка светятся его желтые, нечеловеческие глаза. Пара вдохов, и Линк уже различает бледное неподвижное лицо, больше похожее на маску. Посмертную маску, уточняет он про себя. Он медленно поднимается, чтобы понять, как отреагируют на его движение. Ничего не происходит даже тогда, когда Линк выпрямляется в полный рост и прислоняется спиной к стене. Теперь видно лучше. Перед Мадарао лежит оружие Воронов: печати аккуратными стопочками - Линк может поклясться, разложенные по назначению - и два ножа. Мадарао неторопливо закатывает рукав до локтя и крепит ножны. Он проделывает это быстро и уверенно, знакомыми, отточенными движениями, только на несколько секунд дольше, чем обычно - приходится ослабить ремни, потому что его предплечье больше в обхвате. Линк холодеет. Мадарао действует не задумываясь, его пальцы с машинной точностью переставляют крепления. Он затягивает ремни, проверяя напоследок быстрым прикосновением целостность ножен. Линк знает этот доведенный до автоматизма жест. Однажды,когда они все были учениками, на одной из тренировок у Мадарао слетело лезвие из-за порвавшегося футляра, оставив неприятную рану. С тех пор он всегда проверяет оружие. Голова начинает болеть так сильно, что Линка тошнит. Доски за его спиной прогнили. Он хорошо их чувствует через тонкую ткань рубашки. Будь Линк один, или будь один на один с человеком, он мог бы попытаться выломать их. Оказавшись в помещении с акумой, лишившись оружия, он осознает бессмысленность такой попытки. Ему ничего не остается, как ждать и действовать по обстоятельствам, ведь зачем-то Мадарао оставил его в живых, и не сдал своим новым хозяевам. Но в последнем Линк пока сомневается. Ситуация больше всего походит на передержку пленного до того, как за ним придет кто-то еще. Мадарао поднимается, проверяет, как работает лезвие - оно выскальзывает с едва слышным щелчком - и оставляет его на длину ладони. Линк старается дышать ровно, ничем не выказывая волнения. Он не умеет бояться Мадарао, и вряд ли успеет научиться. С самого детства в сознании слишком прочно укоренилась представление о нем, как о "своем". А "свой" для беспризорного бродяги - это больше и надежнее, чем земля под ногами. Мадарао приближается. Линку кажется, что пол должен скрипеть под его шагами, но тот почему-то остается беззвучным. Мадарао не медлит, но и не торопится, и, тем не менее, оказывается рядом с Линком раньше, чем тот ожидает. Глаза у него с вертикальными зрачками. Линк думает, что для него темнота больше не помеха, глаз устроен как у кошки. И еще он думает, знает ли Мадарао о том, кто предоставил Ордену возможность создать Третьих экзорцистов. И кто проложил им обоим путь до этих трущоб. И есть ли теперь ему до этого дело. Ни по лицу, ни по взгляду Мадарао невозможно понять, что он думает. Всегда было сложно. Теперь Линк почти уверен, что за отрешенным спокойствием больше ничего нет. Он не знает, чего ждать. Он не видит для Мадарао смысла в ноже. У него есть оружие гораздо эффективнее и страшнее. И сам он теперь оружие. Линку начинает казаться, что Мадарао надел ножны по привычке, помня про обязательную тяжесть металла на руках. Снова раздается короткий щелчок, лезвие выскакивает еще на пару сантиметров. Это Линк определяет на слух, потому что неотрывно смотрит в глаза Мадарао. Он должен получить ответ, прежде чем тот нанесет удар. Он должен получить прощение, прежде чем умрет. Линк знает, что ответит перед Богом за каждый из своих земных поступков, но за один он ответит только перед Мадарао. Тишина начинает звенеть, или это звенит в ушах у Линка? Он сглатывает ком в горле, мешающий нормально говорить, но все равно выходит срывающимся шепотом: - Я передал ее Ордену. Линк говорит «ее», потому что не может сказать «темная материя», это как позвать демона по имени. Мадарао кивает, и Линк не может понять, что значит этот жест: его услышали? Знали раньше? Или что-то еще? - Я не представлял, как все обернется. Он может добавить: «Я не знаю, как с этим жить». «Я бы хотел все изменить». «Я не знаю, что мне делать». Но он не хочет оправдываться, потому что не ищет оправдания. Он ищет искупления. Поэтому когда холодное лезвие касается его кожи, он не пытается защититься. Порез на щеке быстро наполняется кровью. Линку тепло и щекотно от капель, стекающих по лицу. И ему больно, но совсем немного. Не больше, чем болит голова. Зрачки Мадарао расширяются. Тонкие ноздри вздрагивают, как если бы его волновал запах крови. Линк не удивился бы, будь это в действительности так. Во второй раз лезвие входит глубже, оставляя длинный порез прямо над белым воротником рубашки. Ткань намокает почти сразу. Это снова не то, что может заставить дыхание Линка сбиться. А вот прикосновение левой руки Мадарао к плечу может. Он трудом заставляет себя не отшатнуться. Но Мадарао не собирается трансформироваться. Линку кажется, что надменные губы дрогнули, словно тот в последний момент удержался от усмешки, когда он так позорно отреагировал на прикосновение. Мадарао сильнее сжимает пальцы, а потом сминает в кулаке ткань. Она рвется с тихим треском, обнажая плечо. Линк опускает голову, смотрит на тряпку, слишком белую в темноте и на грязных досках пола. Он не поднимает глаз, пока такие же лоскуты падают рядом. Тонкий ручеек с шеи бежит по впадинке между ключиц, затекает под серебряный крестик на груди, торопится дальше. Мадарао широким движением перечеркивает его, оставляя длинную, но неглубокую рану. От неожиданности Линк вздрагивает и задерживает дыхание. Он видит, что взгляд Мадарао стал внимательнее. Правой рукой он касается щеки Линка, проводит большим пальцем по самой первой царапине. Этот жест можно назвать теплым, если бы в следующее мгновение нож не распорол плечо нешуточным порезом. Теперь Линку по-настоящему больно. Он сжимает зубы. Еще два взмаха, и по его руке змеятся две красные струйки. С каждым новым прикосновением лезвие входит все глубже. Руки Линка свободно свисают вдоль тела, кровь капает с пальцев на пол. Грудь тяжело вздымается, но он не издает ни звука. Дыхание Мадарао тоже сбито, он выглядит почти живым. Кажется, что ледяная броня спокойствия сейчас треснет. Линк не знает, кто окажется под ней: человек или акума. Лезвие острием упирается в живот чуть выше ремня. Линк забывает, как дышать. Если Мадарао хочет убить его так, это будет медленная смерть. Он закрывает глаза, принимая ее и такую. Мадарао действительно усиливает нажим, прокалывая кожу. Движение вверх - и он ограничивается только новой раной, заканчивающейся у солнечного сплетения. Каждый из порезов болит не слишком сильно, особенно если не шевелиться, но все вместе они создают ощущение одной сплошной раны на теле. Линк уже весь в крови. Там, где она подсохла, кожу неприятно стягивает. Кружится голова, и слюна становится вязкой и горькой. Мадарао обнимает Линка левой рукой и прижимает собой к стене. Спустя мгновение становится понятно, зачем. Коротким движением Мадарао вгоняет клинок ему в бедро. Линк дергается в его руках, хватается за плечи, чтобы удержаться. Закусывает губу. Время растягивается на какую-то невероятную вечность, наполненную запахом и вкусом железа, темнотой и звуком чужого дыхания. Вечность обрывается новой болью, когда клинок входит уже под ребра. Мадарао держит Линка крепко, не давая ни вырваться, ни насадится на нож больше необходимого. - Кричи. Будет легче. Никто не услышит, - Линк впервые слышит его голос: глухой, но знакомый и родной до спазма в горле. Крик выходит вперемешку с рыданием. Он идет откуда-то изнутри, из груди, где болит сильнее, чем израненное тело. Мадарао отпускает его, и Линк падает на колени, закрывает лицо руками. По лицу катятся слезы, сквозь пальцы сочится кровь, на губах мокро и солоно. Внутри раскручивается тугая пружина, свитая из неподъемной вины, боли и отчаяния. Он поднимает голову, когда Мадарао дотрагивается до его волос. Теперь Линк отчетливо видит, каких усилий ему стоит сдержать акума в себе. Мадарао прижимает к боку левую руку, сжав ее в кулак. Зрачки у него расширены, глаза кажутся почти черными. Он дышит так же тяжело, как и Линк. Мгновение Мадарао смотрит на него, замерев как изваяние. Линку кажется, что вот-вот, и его взгляд потеряет осмысленность. Но Мадарао склоняется и касается губами его лба - отпускает, прощается или прощает. Линку кажется, что все вместе. И прежде, чем он успевает сказать хоть что-нибудь, Мадарао убирает клинок в ножны и коротко и сильно бьет по лицу. Линк падает на пол и уже не может поднять голову вслед хлопнувшей двери.
* очищение, умилостивительная или очистительная жертва; искупление, заглаживание. (лат)
Учитывая все происходящее, в чем-то я несомненно должна быть гениальна.
Автор: missgreed персонажи: Мадарао/Линк жанр: пвп рейтинг: PG-13 Размер: однострочник Дисклеймер: Все права на вселенную и героев D. Gray-man принадлежат Хошино Кацуре-сама От автора: написано на заявку с кинков T1-03, читать дальшеПреканон. После завершения совместной миссии, на адреналине, в палатке или любом временном укрытии. У них это не первый раз, но оба ещё достаточно неопытны.
читать дальшеНеумело путаясь пальцами в застежках. Нечасто приходится раздевать кого-то, руки неловкие, как специально. А надо быстро. Шумное возбужденное дыхание, лицом к лицу в этом тупичке, иначе не поместиться, горячо, ладонь плотно к стене, – шероховатая штукатурка, теплая наощупь. Их учили выживать, убивать, добывать информацию и выполнять приказы. Любить они учатся сами – вот здесь и сейчас. В этом тупичке, пронизанном солнцем. Шуршит и путается одежда. Мешается то пояс, то рукав, то плащ прижмут бедром. Они целуются жадно, боясь не успеть. У них вот этих пятнадцать минут передышки. Солнца, лета, свободы. Все чувства у них на двоих. Больно, и один лбом утыкается в стену, другой выдыхает ему в плечо. Терпимо, и один прижимает к себе, другой подается назад, отталкиваясь от стены. Хорошо, и они двигаются в едином ритме, быстрее, еще быстрее, до дрожи, до стона, до приглушенного вскрика. Пока мир не растворится в жарком итальянском полдне.
Учитывая все происходящее, в чем-то я несомненно должна быть гениальна.
Автор: missgreed персонажи: Комуи/Ривер жанр: пвп рейтинг: R Размер: драббл Дисклеймер: Все права на вселенную и героев D. Gray-man принадлежат Хошино Кацуре-сама От автора: написано на заявку с кинков 1 - 24:читать дальшеКомуи/Ривер. Быстрый секс как попытка сбросить накопленное напряжение. Опасаться, что в кабинет смотрителя кто-нибудь невовремя заглянет.
читать дальшеЯ всегда знаю, когда надо. Когда он начинает засыпать над своими бумагами, когда перестает пить кофе – это знак, что пора что-то делать. И способ я знаю всего один, проверенный. Захожу в кабинет, прикрывая за собой дверь. Он поднимает голову, и я вижу, как расширены его зрачки – темные провалы в никуда. Неправда, что смех успешно скрывает слезы. Всегда наступает момент, когда улыбки недостаточно. Он впивается в меня этим своим пустым взглядом, и чернота начинает оживать. Его руки медленно поднимаются к горлу, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу, и резко дергают воротник, словно он вдруг осознал, как душит форма. У нас будет всего несколько минут. Главное, не сорваться сразу. Не дай бог пуговица покатится под стол, пришивать тут нечем и некогда. Мы на людях, всегда, и сейчас чьи-то шаги звучат за дверью – но это только подливает возбуждения, и я тянусь к нему через стол, предвосхищая его такое же действие. Мы вцепляемся друг в друга, и звуки окружающего мира утихают, растворяются. Оседают за стенами хлорной известью. Здесь только наше пространство. Комната наполнена нашим дыханием, щелканьем пряжек, шорохом одежды. На моих губах вкус кофе. На его – сигаретный дым. Никакой разницы, горчит одинаково, но я облизываю губы, точно пытаясь уловить что-нибудь чужое. Напрасно. Мы давно уже стали одним целым, вросли в этот Орден. Нас тянет друг к другу, как разнополюсные магниты, и так же отталкивает, стоит лишь повернуться другим боком. Летят на пол неважные сейчас отчеты, с шелестом сминается бумага под моей спиной. Скрипит, раскачиваясь, старый стол. Стоило бы заменить, распорядись, Комуи… Потом, когда отпустит. Я не кусаю губы. Только крепче держусь за него, вжимая пальцы в плечи до синяков. Под формой никто не увидит. Ни жены, ни любовницы, одна только работа. Я неотрывно смотрю на него, пока он не утыкается мне в плечо, а тогда смотрю в стену. Если зажмуриться только на миг, будет казаться, что меня трахает работа. Столу опять повезло, он пережил последний толчок и теперь может отдыхать до следующего раза. Я не льщу себя надеждой, Комуи не закажет новый, пока я этим не займусь. Однажды эта старая рухлядь развалится прямо под нами. Я сцепляю пальцы в замок, снова привлекая Комуи к себе. Его стоны как глухие рыдания. Вот теперь можно закрыть глаза. Разорвав объятия, ощупью нахожу его ладони и целую сомкнутыми губами. Я уже давно не могу сказать, что в этом нет ничего личного.
Учитывая все происходящее, в чем-то я несомненно должна быть гениальна.
Автор: missgreed персонажи: искатель Гоз, Канда жанр: джен рейтинг: G Размер: драббл Дисклеймер: Все права на вселенную и героев D. Gray-man принадлежат Хошино Кацуре-сама Саммари: Канде некогда взрослеть - ему мир спасать надо...
читать дальше- Господин Канда… - Хм? - Вам бы отдохнуть. - Я не устал. - Вы же только что сражались, господин Канда. И одежда снова вся в крови. - Ну извини. - Ох, нет, вы меня простите. Это я должен был сразу догадаться, из-за меня вас чуть не убили… - Хватит. - Господин экзорцист… - Заткнись. - Как… как скажете. Канда кинул на него сердитый взгляд. Гоз сидел, сгорбившись, и имел такой несчастный вид, что даже его смешной хохолок казался уныло обвисшим. Просто большой ребенок. Ну вот куда ему быть искателем? Куда ему вообще соваться в такое время? Его первый встречный Акума сожрет и не подавится… Хотя нет, от первого встречного он убежит. Канда чуть не улыбнулся, вспомнив собственную попытку спастись бегством. Навязчивый тип. Надо его как-то отвадить… Как тут отвадишь? Тянется за ним, как теленок за сиськой. Канда сердито фыркнул: «Тоже мне, нашел мамочку…» Чьи-то теплые руки легли ему на плечи, и Канда чуть не взвился. Проклятье, до того задумался, что не услышал этого здоровяка! - Ты что, хочешь остаться без рук или без головы?! Не подкрадывайся ко мне, придурок! - Пр…простите, господин Канда! – Гоз отскочил и теперь трясся, прижимая руки к груди. - Я только хотел взять ваш плащ… - Да на ты, забери! – Канда содрал с себя плащ вместе с рубашкой, скомкал и запустил в горе-искателя. Тот рефлекторно поймал, глядя на его торс расширившимися глазами. - Господин Канда… Ваши раны! - Зажили. Такой уж у меня организм. «А вот рубашку опять придется выбросить». - Ого, круто, - выдохнул Гоз. Теперь к груди он прижимал окровавленные тряпки. Или по отношению к плащу следовало сказать – броню? Неважно. Все равно толку от нее не так уж много. - Ты можешь почистить его быстро? У меня не так уж много времени, - Канда больше не смотрел на Гоза, притворяясь, что разглядывает что-то в глубине леса. Здесь было так тихо, что хотелось задержаться подольше. А значит, следовало сделать отсюда ноги как можно быстрее. Канда не любил такие места. Прирастаешь к ним душой, потом приходится отдирать с мясом… Как и некоторых людей. Канда покосился на счастливо напевающего себе что-то под нос искателя. Наклонившись над озером, тот усердно занимался чисткой, и по его виду нельзя было даже заподозрить, что он может испытывать что-то вроде разочарования или обиды – в конце концов, он же чистил этот несчастный плащ всего сутки назад. Еще и рубашку постирает и зашьет. Канда скрипнул зубами, чувствуя, что начинает закипать. Как же это бесит, эта его отвратительная мягкость и уступчивость! Даже выругать не за что. А и выругаешь, так потом совесть загрызет. - Долго ты там еще, - буркнул Канда, отворачиваясь, устремляя взгляд в воду. Делая вид, что разглядывает камни на дне. Да и вправду озеро было таким прозрачным, что можно было самую мелкую чешуйку рассмотреть, благо что зрение вполне себе. - Гоз! Ты долго, я спрашиваю?! - Господин Канда! Прошу прощения, я задумался, уже все готово, вот почти готово, чуть-чуть осталось! - Давай быстрее. - Да, сейчас. Вот только… - Что? - Мокрое же! Как вы будете одевать? Простудитесь! - Ты что, совсем дурак? Я не могу простудиться! - Но все равно же мокрое! Пусть подсохнет, а вы пока присядьте, отдохните! Канда не стал говорить, что он уже сидит. И что он уже и так задержался в этом лесу сверх всякой меры. Что надо спешить, что его ждут, что оставаться здесь бессмысленно, если рядом нет врагов, которых можно убить. Он просто снова опустил голову. Спорить с этим недоумком все равно, что Лави от трепания его имени отучать – бесполезно. Он только головную боль себе заработает, убеждая вернуть ему плащ. Зачем только отдал! - Господин Канда, - осторожно позвал Гоз. Канда недовольно глянул на него. «Даже не думай, что я на тебя не злюсь», - говорил этот взгляд. Искатель поежился, но не отступил, как втайне надеялся экзорцист, а наоборот, подобрался еще ближе. - Вы устали, господин Канда. Вам бы отдохнуть, прежде чем идти дальше. - Ты так думаешь, Гоз? – с мрачной иронией поинтересовался Канда, трогая меч. - Конечно. Поспите хотя бы часа три, и будете как огурчик, вот увидите. А надолго вас это не задержит, - он то ли действительно не понимал, то ли делал вид, что не понимает. – И ведь одежде надо подсохнуть, куда в мокрой пойдете! Канда повел плечом. Он действительно устал, так устал. Глупых три часа ничего не изменят; тело его успело восстановиться за ночь, каким бы коротким ни был отдых, а чтобы отдохнул разум, надо куда больше, чем три часа. Но здесь так тихо, так мирно, и если можно отсрочить возвращение на войну… Хоть немного… Всего три часа… - Господин Канда… Вы так и собираетесь спать? Сидя? - А что тебе? - Ничего… Давайте, может быть вы хотя бы укроетесь? И ложитесь ко мне на колени, так будет удобнее. Придурок уселся под деревом, скинув свою плащ-палатку, и звал Канду к себе, на колени положив какой-то тряпичный сверток. Блин, вот наказание-то. «Так ведь не отвяжется, пока по-его не сделаешь», - подумал Канда, со вздохом пересаживаясь. Вот поэтому он не слишком любил путешествовать в компании. То помойся, то поспи. Спасибо, хоть плащ почистил. Устраивая голову на импровизированной подушке и укрываясь свободным куском плащ-палатки, он с иронией думал, что если этот придурок все же решит увязаться за ним, то доберется, наверное, до самой Барселоны. Он с великолепным непониманием игнорировал все намеки, решительно не желал верить в сволочную натуру «господина Канды» и так трогательно о нем заботился, что экзорцист даже начал чувствовать вину за свое поведение. Это злило даже сильнее, чем неспособность вовремя убраться с линии атаки Акума или дурная привычка заикаться, когда Канда в упор смотрел на него. Но не будешь ведь пинать ластящуюся к тебе собаку? Канда цыкал, сжимал зубы и терпел. Попытка сбежать не принесла успеха; физически этот горе-искатель был подготовлен получше иных экзорцистов. Если бы только у него была Невинность! Если бы только этих самых носителей Невинности было немножко больше… А так они просто мясо, балласт, который Канда вынужден защищать и на который приходится оглядываться… Хотя надо признать, что и балласт порой бывает полезным, - была последняя мысль перед тем, как ему провалиться в сон. Проспать до вечера он не боялся, дав себе команду проснуться через определенное время, он был уверен, что откроет глаза не раньше и не позже. Раньше - разве что появится какая-то опасность. Просыпался со странным чувством. Нет, не опасность, но… что-то приятное, но странное. Канда задержался, не открывая глаз, пытаясь определить причину беспокойства. Это чувство… как будто… гладят? Гладят по голове? Канда торопливо затаил дыхание, чтобы не выдать себя резким вздохом, втянул воздух сквозь зубы, медленно выдохнул, имитируя дыхание спящего человека, заставил подобравшееся тело расслабиться. Свободно рассыпавшаяся грива струилась по плечам, видимо во сне Гоз незаметно стянул резинку. И теперь он поглаживал мнимо спящего у него на коленях Канду кончиками пальцев по лбу, по ушам, проводил широкими ладонями по шее и по плечам. Канда лежал не шевелясь, в то время как мысли метались как безумные. Гоз не обратил внимания на краткий миг, когда мускулы под его прикосновением напряглись, окаменев. Никакой чуткости, просто мясо... По-прежнему перебирал его волосы, осторожно убирал с лица спадающие пряди, закладывал за уши. И кажется, что-то еле слышно шептал. Канда напряг слух, но ничего не расслышал. Да уж, он не Марий… Но что на него нашло, на этого Искателя? Может, неожиданно сошел с ума? От вида бойни? Вроде как выглядел вполне нормально, когда предлагал отдохнуть. Ого, значит, он все эти три часа так и наглаживает? Канда нахмурился и открыл глаза. - Что, по-твоему, ты делаешь? – поинтересовался он, скашивая глаза вверх. Гоз отдернул руку. - О, вы уже проснулись… господин Канда? - Угу. Проснулся. Канда чуть прикусил губу: прекратившаяся ласка оставила после себя сожаление. Помедлив еще секунду, он поднялся на колени и посмотрел на Искателя в упор. - …И очень удивился. Черт, что это было, Гоз? Тот отвел взгляд. - Пожалуйста, не сердитесь, господин Канда. Я… ну в общем… - Ну? – рявкнул Канда. - Вы спали и выглядели таким беззащитным, таким беспокойным, и я невольно… - Блин, заткнись. - Как… как скажете, господин Канда. Бежать отсюда надо, вот что. Так ведь догонит, сволочь. - И почему ты не остался заниматься футболом где ты там занимался… В ответ на риторический, заданный вполголоса вопрос Гоз только руками развел. - Так ведь война идет, господин Канда. Вы, экзорцисты, должны сражаться, чтобы защитить нас всех. Кто-то должен вас кормить, лечить, информацию доставать. У меня детишки маленькие, мать старая совсем, кто их защитит, если не вы? - Вот этого мне совсем не надо было знать! – перекосился Канда. Гоз виновато улыбнулся. - Извините. Считайте, вы этого не слышали. Канда помолчал, разглядывая узор на рукояти Мугена. - Где живет твоя семья? - Вам не надо этого знать, господин Канда, - снова улыбнулся Гоз, только теперь уже светлее. - Надеюсь, не в Барселоне. Там будет жарко. - Ничего. Вы справитесь, я уверен. Канда помотал головой и зажмурился. - Блин, почему я здесь сижу и тебя слушаю?! - Может быть, потому что вы тоже человек? – тихо сказал Гоз и протянул руку, чтобы коснуться его лица. Канда не успел отдернуть голову, и он снова заправил ему длинную прядь за ухо. - Нет. «Не человек». Канда опустил глаза и еле уловимо покачал головой. - Я… не такой. Мне не нужна твоя… сочувствие. - Как скажете, господин Канда, - спокойно сказал Искатель и убрал руку. – Давайте я помогу вам собраться. Чего там собирать-то, Канда молча встал, позволил накинуть себе на плечи плащ. Устроил за спиной Муген, взял чемодан. Прощаться не хотелось, и сказать тоже было нечего. Поэтому он только кивнул ему и пошел по тропинке. - Господин Канда, - окликнул его Гоз. Канда приостановился и повернул голову. - М? Искатель смотрел ему вслед и улыбался, как распоследний придурок. - Улыбайтесь чаще. Улыбка вам идет. - Идиот, - буркнул себе под нос Канда и отвернулся, а скоро и поворот скрыл его обтянутую синим спину от настойчивого взгляда. Но тепло его еще долго не отпускало.
Better to be hated, than loved, loved, loved for what you're not
Название: Дорога в Дамаск Персонажи: Фруа Тьедолл, Канда Юу, Дэйша Барри Категория: джен Рейтинг: G Саммари: Как быть, если за Ватикан должны сражаться те, кто молится Аллаху, а то вовсе не молится никому и ни во что не верит? Фруа Тьедолл пытается приучить своих учеников Дейшу Барри и Юу Канду к христианской вере. Примечание: картина Караваджо Обращение Савла висит в капелле Черази, в церкви Санта Мария дель Пополо в Риме.
читать дальше– Долго нам еще тут торчать? – недовольно поинтересовался Дейша. Тьедолл промолчал и окинул печальным взглядом своих учеников: Дейша, впервые оказавшийся в католической церкви, вертелся и громко шмыгал носом, Юу увлеченно выцарапывал что-то на спинке стоящей впереди скамьи. Что именно, Тьедолл предпочел не выяснять – вряд ли это было Святое распятие. – Постарайтесь проникнуться духом этого место, – безнадежно попросил он воспитанников, – ощутить близость к Богу. Дейша хмыкнул, повертел головой еще немного и пнул Юу локтем в бок – Юу и бровью не повел. Дейша пнул сильнее, а затем, прежде чем Тьедолл успел его остановить, толкнул Юу обеими руками в плечо. Тот покачнулся, на секунду отрываясь от художественной резьбы по дереву – Тьедолл разглядел грубоватую, но старательно процарапанную женскую головку, – и тихим спокойным голосом произнес: – Дейша, отвали нахрен. Окончание фразы «пока я тебе руку не сломал», невысказанное, но очевидное, повисло в воздухе. Дейша слегка отодвинулся от разозленного товарища и повернулся к учителю: – Мы постарались. Долго еще стараться, или пойдем уже наконец? Есть хочу! – Разве вы не чувствуете покой и умиротворение? – печально спросил Тьедолл, отлично знавший ответ на свой вопрос. – Посмотрите: как здесь красиво. Дейша трагически вздохнул и уставился на гробницу кардинала Асканио Сфорца. Было ясно как день, что величественная триумфальная арка, украшенная скульптурами и барельефами, подлинный шедевр эпохи Возрождения, нисколько его не трогает. Юу, занятый последними штрихами к портрету незнакомки, даже головы не поднял. Безмятежный покой церкви Санта Мария дель Пополо окружал их, словно волшебный покров. Могучие колонны поддерживали своды, расписанные сценами из Библии, свет угасающего дня мягко струился сквозь витражные стекла. Тьедолл снял очки и тщательно протер. Все то, что восхищало его, дарило ощущение чуда и казалось исполненным неизъяснимой прелести, оставляло его учеников глубоко равнодушными. – Ладно, – сдался Тьедол, – пошли. Дейша подпрыгнул на скамейке, с трудом сдерживая вопль ликования; пожилая итальянка, сидевшая через проход от них, на секунду оторвалась от молитвы, чтобы бросить на Тьедолла укоризненный взгляд. В ответ он только беспомощно развел руками. Проходя мимо капеллы Черази, Тьедолл не удержался и сделал еще одну попытку. – Взгляните, – он провел мальчиков вглубь капеллы, – не правда ли, красиво? Дейша почесал в затылке и вяло оглядел картины и фрески; Юу деловито ковырял носком ботинка щель между каменными плитами пола. – Все здесь – сцены из Нового завета, – объяснил Тьедолл, не надеясь даже на искру интереса в глазах воспитанников. – Вот это – обращение Савла по дороге в Дамаск. Вы ведь помните, кто такой Савл? – с беспокойством уточнил он. Разумеется, мальчики читали Священное писание, но Тьедолл не без оснований полагал, что особого внимания прочитанному они не уделяли. – Савл – это мужик, свалившийся с лошади? – разумно предположил Дейша, подтверждая худшие опасения своего наставника. Юу презрительно фыркнул и отвернулся; вся его поза говорила о том, что уж он-то с лошади бы не свалился, и потому любоваться на всяких там неудачников не собирается. – Он не просто упал, – покачал головой Тьедолл и принялся пересказывать историю апостола Павла. Дейша со стойким смирением слушал, как Господь в виде столба света ослепил гонителя христиан Савла, и как тот прозрел – душевно и телесно, и стал проповедовать христианство. Юу не слушал вовсе. Когда Тьедолл закончил, мальчики переглянулись, и Дейша выразил общую мысль: – А теперь – на выход. Тьедолл обреченно вышел на улицу следом за учениками. – Мальчики, – позвал он. – Я понимаю, как вам нелегко сейчас. Как на Савла, на вас снизошел божественный свет и ослепил вас. Но почему же вы не хотите прозреть и понять, за что вы сражаетесь? – Бросьте, – сказал Дейша, вдруг становясь не по-детски серьезным. – К чему все это? А ля гер ком а ля гер. Так ли уж важно, понимаем ли мы, за что сражаемся, если мы все равно сражаемся? Тьедолл оглянулся на фасад Санта Марии дель Пополо, окрашенный закатными лучами в нежный розовый цвет; над церковью ввысь поднималось темно-голубое, словно ризы Богоматери, небо. – Очень важно, – откликнулся он, на мгновение переносясь душей в будущее и прозревая, как слепота и неверие пожирают, калечат, губят его учеников, стирая в порошок их тела и души. – Важнее всего на свете.
Better to be hated, than loved, loved, loved for what you're not
Название: Барселона Форма: миди Персонажи: безымянные искатели, поименно названные экзорцисты Категория: джен Жанр: драма Рейтинг: R Краткое содержание: Полдень. Новый день приносит новое горе.
читать дальшеГробы двумя ровными рядами тянулись вдоль пирса. Они были сколочены из какого-то светлого дерева – на скорую руку, но крепко и аккуратно. Местный гробовщик сейчас, должно быть, отдыхал от трудов праведных, пересчитывая кругленькую сумму, полученную за срочный заказ. Лаком гробы покрыть не успели, и поверхность выглядела шершавой. Шон неловко топтался в самом начале пирса, пытаясь решить, что ему делать дальше. Вместо умных мыслей в голову лезла какая-то ерунда вроде того, не начнет ли необработанное дерево гнить во время морского путешествия, а если начнет, то как поступят в Главном управлении? Переложат прах в другие гробы или сожгут прямо в этих? Все равно ли тем, кто растапливает печи в крематории, сухое дерево или влажное?.. Между гробами молчаливым бессмысленным караулом стояли искатели, подавленные и угрюмые. Несколько раз глубоко вдохнув, Шон все-таки набрался храбрости и подошел к тому, что стоял ближе всех. - Э-э, привет, - промямлил он и зачем-то добавил: - Как дела? Начало беседы вышло неудачным: искатель побагровел от ярости. Ему явно хотелось сказать Шону много лестного и приятного, но от возмущения не мог найти слов. - Я в том смысле, что много погибших, да? - торопливо поправился Шон. - Понимаете, я тут малость опоздал... Он отстал от своего отряда два дня назад: ушел в лес набрать хворосту и заблудился. К тому моменту командир Девон уже получил приказ как можно скорее двигаться в Барселону, поэтому, когда спустя несколько часов Шон каким-то чудом все-таки выбрался на поляну, где у них был привал, он даже и не очень-то удивился, обнаружив, что отряд давно ушел. Его талисман и переговорное устройство тоже забрали - Шон не мог не признать, что, в общем-то, это было весьма разумно. Не бросать же оборудование посреди леса. Единственное, что осталось на месте стоянки - это записка от Робина, аккуратно пристроенная на пепелище от костра. Не стесняясь в выражениях, Робин описывал, что он думает о своем друге-кретине, и требовал, чтобы Шон отправлялся следом за ними, как только найдет письмо. Если, конечно, вообще найдет: по мнению Робина, также озвученном по большей части при помощи старых добрых шотландских ругательств, Шону ничего не стоило заблудиться так, чтобы невзначай оказаться в Австралии или на Каймановых островах. На обратной стороне записки кто-то заботливо нарисовал схему, как добраться до Барселоны. Пункт назначения был помечен жирным крестиком, а рядом красовалась сделанная рукой Робина приписка: "Тебе сюда, дурень! И только попробуй мне опять что-нибудь перепутать, ослиная башка, шкуру спущу!" Конечно же, Шон перепутал. Вместо того, чтобы идти на запад, он полдня топал на юг. Поэтому он отлично понимал, что к общему сбору не успеет ни за какие коврижки - но все же надеялся попасть в город до того, как все закончится. - Ну так вот, - продолжал бормотать он, - я, того, опоздал, и теперь вот даже не знаю, что тут у вас было... - Ты издеваешься? - прошипел искатель. - Н-нет... - Пошел вон отсюда! Шон попятился, вскидывая руки в оборонительном жесте. Неприязненные взгляды кололи кожу – он отдавал себе отчет в том, что ему уже вряд ли сильно обрадуются в Барселоне, но такого не ожидал. Да, он опоздал, но ведь сейчас он действительно хотел помочь… Споткнувшись об угол гроба, Шон чуть не упал, чудом сохранив равновесие. Искатель, с которым он разговаривал, недовольно шикнул, а потом посмотрел куда-то поверх его головы. Оглянувшись, Шон обнаружил, что на пирсе появились новые действующие лица – двое экзорцистов, которые совсем недавно с ними путешествовали. Аллен и Линали. Шон сжался в комок, опасаясь, что его заметят и захотят расспросить – но экзорцисты даже не обратили на него внимания. Они разговаривали с Питером, который обычно принимал командование в отсутствие Девона, и, прислушавшись, Шон понял, что от его отряда мало что осталось. - Эй, Питер… - позвал он, когда Аллен и Линали ушли. Питер, вздрогнув, обернулся на знакомый голос и уставился на Шона так, словно перед ним возник сам черт из преисподней. - Все-таки явился? – злым голосом спросил он. – Мы уж тебя и не ждали. Шон нервно улыбнулся, чувствуя себя полнейшим ничтожеством. - Питер, а где Робин? - Не знаю, - резко бросил Питер. – Я не видел его со вчерашнего вечера. Я многих не видел. На пристани палатка, отправляйся туда отметиться. Чтобы тебя, идиота, не искали. Он стремительно пошел прочь, показывая, что разговор окончен. Шон вздохнул и поплелся в указанном направлении. Хорошо хоть, куда подальше не послали. После палящего испанского солнца казалось, что в палатке царит густой сумрак. Шон осторожно опустил за собой ткань, прикрывавшую вход, и остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к более скудному освещению. Кроме него здесь находилось еще четверо человек – один сидел за заваленным бумагами столом, трое стояли рядом. Воздух был густ и сперт, и оттого палатка казалась гораздо меньше, чем была на самом деле. Сидящий за столом мужчина был грузен и широк в плечах; шея заплыла жиром, похожие на сосиски мясистые пальцы были в два раза толще пера, которое он держал в руках. Судя по внушительной комплекции, он был штабным, постоянно прикрепленным к какому-то участку – те искатели, которым приходилось перемещаться с места на место в поисках Чистой Силы, быстро сбрасывали лишние фунты. Это Шон успел выяснить наверняка. Сейчас мужчина занимался явно привычной для него работой – вносил пометки в лежавшие перед ним списки. Отложив один лист, он потянулся за следующим: - Отряд де Сильвы… Красонощекий красавец со смоляными волосами и алыми, как у женщины, губами, стоявший у левого угла стола, подбоченился и что-то забубнил себе под нос. До Шона долетело несколько презрительных эпитетов, которыми красавец награждал искателей, служивших под его началом – кажется, он и был тем самым де Сильвой, об отряде которого сейчас шла речь. Двое оставшихся, худой темноволосый юноша и высокий подтянутый мужчина лет тридцати, перед которым на столе лежала груда личных жетонов, остались безучастны к словам де Сильвы. Штабной обмакнул перо в чернила и прочел первое имя на листке: - Ансельм, Клаус. - Погиб, - откликнулся мужчина с жетонами и, выбрал из кучки один, показал штабному. Тот кивнул и сделал пометку напротив фамилии. - Дюбуа, Антуан. - Погиб. На крепостной стене. - Лефевр, Анри. - Жив. Шон вытянул шею, пытаясь разглядеть, что написано на остальных бумажках на столе: где-то там должен был найтись список и его отряда, а в списке – пометка о том, жив ли Робин. Штабной монотонно называл имена, де Сильва недовольно шипел и метал глазами молнии. - Мортимер, Кристиан. - Погиб. - Новак, Михал. - Погиб, на крепостной стене. - Шульц, Карл. - Жив. Де Сильва скривился, будто известие о том, что кто-то из его подчиненных выжил, было ему неприятно. - Шербур, Жак. - Ранен. Лишился ноги. Штабной несколько раз кивнул, прежде чем продолжить. Шон мучительно переминался с ноги на ногу, не зная, куда девать руки и как дождаться конца этой процедуры. Время от времени он косился на мужчину с жетонами, не понимая, как можно сохранять столько хладнокровия, выполняя подобную работу. - Последний, - объявил штабной, потирая шею. – Вишневский, Яцек. - Пропал без вести. Де Сильва издал какой-то странный звук, нечто среднее между карканьем и победным возгласом. На него вновь не обратили внимания. - Искали под завалами? – поинтересовался штабной, впрочем, без особого интереса: судя по всему, Вишневский Яцек был не первым сегодня, напротив фамилии которого значилась такая пометка. Скорее всего, он был давно мертв, и вопрос состоял только в том, как скоро обнаружат тело – или хотя бы одежду, присыпанную пеплом. - Мы с сэром Яцеком были вместе у Саграда Фамилии, - впервые вмешался в разговор юноша. – От собора он ушел на рассвете, когда битва закончилась. Он был цел и невредим. - Негодяй! – вскричал де Сильва, внезапно ударяя кулаком по столу. – Трус, он дезертировал! Сбежал с поля боя! Я так и знал! - Сэр Яцек, - отчеканил юноша, - всегда сражается до конца. Шон опустил голову, чувствуя, как от стыда сдавило горло. Он-то не сражался до конца. Он вообще не сражался. Опоздал. Как самый последний идиот – впрочем, почему «как»? Он и есть самый последний идиот, трус и, наверное, даже негодяй. Господи, что только скажет Робин, когда увидит его… Склока в палатке набирала обороты – де Сильва ругался и брызгал слюной, юноша отвечал ему холодно и презрительно – и грозила даже перейти в небольшую потасовку, когда штабной, устав от поведения своих соратников, грохнул кулаком по столу. Хлипкая походная конструкция качнулась, послышался жалобный треск дерева. - Хватит! – рявкнул штабной. – Хотите ругаться – выметайтесь на улицу! Юноша невозмутимо пожал плечами и вышел, не произнося ни слова; де Сильва еще немного потоптался перед столом, что-то недовольно бурча, но тяжелый взгляд штабного заставил и его отправиться восвояси. Двое оставшихся в палатке мужчин наконец-то заметили Шона. - Ну? – буркнул штабной, устало потирая виски. – Ты кто такой? - Шон… Шон МакНамара, отряд Девона. - Отряд Девона… - пробормотал штабной и вытащил какую-то бумажку. – Ага, вот оно… Отряд Фредерика Девона. МакНамара… Где был? Он зачеркнул одну пометку напротив фамилии Шона и поставил другую. - Я опоздал… Только сейчас пришел… Я, это… - Ясно. Свободен. Джин, на чем мы там остановились? С де Сильвой закончили, значит, теперь отряд Розенберга… Он положил перед собой новый список и, обмакнув перо в чернила, повернулся к своему помощнику. Шон сделал шаг по направлению к выходу, испытывая смутное облегчение от того, что его не стали расспрашивать, почему он опоздал, но остановился, уже взявшись за полог. - Анчелотти, Фабио. - Погиб. - Нортон, Джон. - Ранен. - Простите, - хриплым от волнения голосом перебил их Шон. – Я хотел спросить… Роберт Пейн, из отряда Девона… Он… Штабной вздохнул и покачал головой, недовольный, что его отрывают от работы. - Роберт Пейн, Роберт Пейн… - забормотал он, снова вытаскивая нужный список. – Пропал без вести. А теперь отправляйся на пристань и перестань к нам приставать. Свободен. - Я сообщу, если ваш друг отыщется, - пообещал искатель с жетонами, и Шон, ободренный этим, все-таки вышел. У входа в палатку стоял, скрестив руки на груди, споривший с де Сильвой юноша. - Вас отправили обратно на пристань? - обратился он к Шону. Шон кивнул; щурясь от солнца, которое после сумрака палатки казалось ослепительно-жгучим, он разглядывал своего собеседника - тот был куда младше, чем Шон подумал сначала. Лет семнадцать-восемнадцать, не больше. - Отлично, пойдем вместе, - решил юноша. - Там как раз начали грузить гробы. Меня зовут Ба... - Он на секунду запнулся. - Бернард. - А я... - Шон МакНамара, я знаю. Слышал, как вы представлялись Куинси. Ну, идемте же. Бернард зашагал по направлению к пирсу, и Шон поплелся за ним, в глубине души радуясь тому, что кто-то опять им командует. На пристани они помогали затаскивать на корабль бесконечную вереницу гробов. Под слишком плотной тканью плаща кожа прела, необработанное дерево оставляло в пальцах занозы - Шон выдохся уже через пару часов, но не стеснялся показать это при Бернарде. Тот работал, словно автомат, не обращая внимания на жару и усталость. Температура ползла вверх с каждой минутой; голову напекло, Шон чувствовал тошноту и некстати вспомнил слова "тепловой удар". Хотелось пить и в тень, но сейчас он не мог себе этого позволить. Бернард был неразговорчив. Несколько раз Шон пытался выяснить подробности битвы, развернувшейся в Барселоне минувшей ночью, когда сам он плутал по полям Каталонии, но Бернард или отвечал сухо, или вовсе отмалчивался, делая вид, что занят работой. Однако у медали была и оборотная сторона: Бернард не задавал вопросов, избавив тем самым Шона от необходимости рассказывать, какой он идиот и растяпа. Гробы закончились, и они отправляли на корабль сначала оборудование, потом раненых. С одним из них, мужчиной, у которого по колено была отнята правая нога, Бернард поздоровался, словно со старым знакомым. Калека скользнул по нему мутным взглядом и ничего не ответил: он еще плохо соображал после ампутации. - Его вытащили из-под завалов, - объяснил сопровождавший больных искатель, хотя никто ничего не спрашивал. - Ага... - пробормотал Шон и подумал о Робине: наверное, его тоже искали под завалами и не нашли. Он еще раз попытался расспросить Бернарда, на сей раз об этом Яцеке, который тоже числился пропавшим без вести, а на самом деле просто ушел - вдруг Робин почему-то поступил также? - но вновь не сумел добиться четких ответов. Заставить Бернарда говорить о чем-то, что он обсуждать не хотел, было невозможно. День клонился к вечеру; поток грузов, живых и не живых, наконец-то иссяк, а о Робине все еще не было никаких известий. - Может, мне стоит пойти его поискать? - спросил Шон. Бернард пожал плечами. - Его и без вас ищут со всем старанием. Лучше делайте свою работу. - Помолчав, он вдруг добавил: - У вас нет сигарет? - Что? А, нет... Я не курю. - Я тоже. Шон отвел взгляд – разговор выходил какой-то странный и глупый, и он не знал, что стоит сказать дальше. Когда он вновь повернулся к Бернарду, тот сидел на корточках, с безразличием глядя на сочное сине-зеленое море, в котором утопало багряное солнце. На лице Бернарда не было ни единой эмоции, и Шону вдруг стало страшно. Он пытался понять, откуда могло взяться это всепоглощающее равнодушие и не мог: должно быть, опоздав на битву в Барселоне, он действительно пропустил что-то очень и очень важное. Кто-то похлопал Шона по плечу, и, обернувшись, он увидел искателя из палатки, того самого, который разбирал жетоны. - Роберт Пейн? – спросил искатель. - Да… - пробормотал Шон. Во рту неожиданно пересохло, он почувствовал, что задыхается от волнения. Голову пульсирующей болью раздирала единственная мысль: «Неужели нашли?!» Вместо ответа искатель вложил в руку Шона маленькую металлическую пластинку. Шон знал, что там написано, и все-таки первые несколько секунд не мог заставить себя взглянуть на жетон, зажатый в ладони. Как если бы до тех пор, пока он не прочтет на нем имя Робине, тот будет жив. Искатель сочувственно сжал плечо Шона и отправился дальше по своим делам. На покрытом пыльным серым налетом жетоне значилось имя: «Роберт Пейн», год и дата рождения. Бернард поднялся и подошел ближе. Вытащив из дрожащих пальцев Шона жетон, он осторожно протер пластинку рукавом. - Ваш друг? Шон медленно кивнул. Он ждал, что Бернард сейчас скажет что-то вроде «Собелезную» или «Мне очень жаль», но тот произнес только: - Ясно, - и снова отвернулся к морю. Во время плавания и потом, в Главном управлении, Шон старался держаться поближе к Бернарду. Того, казалось, чужое общество не интересовало – но и не тяготило, и уже это Шон воспринимал как удачу. Остальные его избегали, считая дезертиром, нарочно отставшим от отряда. Во время прощания с погибшими Бернард выглядел спокойным и хладнокровным, его глаза оставались сухими: некоторые косились в их сторону с осуждением и недоумением, но Шон понимал своего нового товарища. Его горе тоже было слишком глубоко, чтобы плакать. Краем глаза он заметил Комуи, выходившего из крематория, и, повинуясь внезапному порыву, бросился следом. - Смотритель! – крикнул Шон, выскакивая в коридор. – Смотритель, подождите… Комуи остановился; в его позе читалась бесконечная усталось. - Слушаю. - Вы меня, может, не очень помните, но я МакНамара, я из отряда Девона… Был из отряда Девона… Комуи переглянулся с Ривером Венхэмом и поправил очки. Он не понимал, к чему клонит Шон – впрочем, Шон и сам не понимал. Ему просто надо было выговориться. - Да, в чем дело? – перебил его Комуи. В голосе смотрителя Шон отчетливо услышал досаду. - Я… Там, в Барселоне… В общем, дело в том, что я опоздал, и поэтому я остался в живых, понимаете… Но я… Шон сбился и замолк, тяжело дыша, будто после марафона. Комуи наблюдал за ним с удивлением, смешанным с жалостью, и Шон в очередной раз почувствовал себя безмозглым ничтожеством, которое только и делает, что путается у стоящих людей под ногами. - Я рад, что вы выжили, - сдержанно заметил Комуи, - а теперь прощу меня извинить: у меня еще много дел сегодня. Обессилено прислонившись к стене, Шон наблюдал за тем, как они с Ривером ускоряют шаг, возвращаясь к прерванной беседе. - Я просто хотел сказать, - прошептал он в спину смотрителю, - что в следующий раз я не опоздаю. Можете на меня положиться: в следующий раз я умру вовремя…
Название: Песня боя. Пейринг: Нойз Мари/Мария. Рейтинг: G Размер: мини Жанр: ангст Дисклеймер: отказваюсь Предупреждение: Мария - экзорцист.
читать дальше Струны пели под его пальцами. Мелодия Ноэль Органон заполняла пространство вокруг, делая воздух плотнее. Легкие, невесомые, почти неощутимые для человека звуки были грозным оружием, действующим на Акума словно яд. Мари стоял на крыше двухэтажного особняка: отсюда было легче наблюдать за ходом сражения, и струны не встречали препятствия в виде стен. Молодой экзорцист впервые участвовал в таком масштабном сражении, которое требовало координации действий сразу нескольких человек, поэтому учитель оставил его прикрывать его самого и их напарницу на это задание. Высокую темноволосую женщину он впервые увидел в Главном Управлении в один из первых дней пребывания в Ордене. Он был все еще слишком занят переменами, произошедшими в его жизни, чтобы узнавать имена. Поэтому их представил друг другу Тидолл уже позже, когда они встретились в Шанхае. Мария, так ее звали, приветствовала его хорошо поставленным голосом. И в тот момент он подумал, что ей следовало бы петь, а не уничтожать Акум. Тем же вечером он спросил ее о музыке. Чутье музыканта не подвело Мари. До того, как ступить на путь служения Господу, она пела в опере. Но исполнить что-нибудь по его просьбе отказалась. «Ты не услышишь,» – загадочно ответила она, и Мари послышалась в ее голосе печаль. На этом разговор был окончен. В Шанхае бурлила жизнь, наполняла собой улицы и площади, не затихала и не останавливалась ни на мгновение, не размениваясь на отдых и сон. Остановить ее могла только смерть. Туда, где так много жизни, грозной тенью в свете луны, скрежетом железа о камень стен неминуемо придет смерть. Это было задание Марии. Что заставило Тидолла задержаться в городе на день, интуиция или опыт, молодой экзорцист не знал, но решение учителя оказалось как всегда правильным. Миссия была бы не по силам одному экзорцисту. Маленький район на краю города оказался полем боя для трех апостолов Бога. Над крышами домов парили десятки Акум. А сколько еще пряталось в тени домов, ожидая удобного момента для нападения, никто не мог бы сказать. Белые гиганты – чистая сила его учителя – медленно шагали, и вокруг них яркими вспышками в ночном небе взрывались адские машины, парализованные звуками Ноэль Органона. Они с Тидоллом уже вступили в схватку, Мария должна была атаковать позже. Экзорцист понял, что так и не узнал, какой вид оружия она использует. Струны дрогнули и мелодия сбилась. И в этот момент откуда-то из глубины узких улиц стремительно вынырнул Акума, непохожий на крутобедрые железные бочки Первого уровня. Он больше напоминал свитый из острых лезвий снаряд. За ним последовал второй, чем-то напоминающий рыбу-молот, третий, а дальше в воздух взмыло не меньше трех десятков Акум помельче. Мари вскинул руку, струны со свистом рассекли воздух, опутав разом двух Акум Второго уровня. Мелодия полилась, отравляя их тела, но сверкнуло острое лезвие, и одна струна лопнула. Безымянный палец левой руки отозвался болью, но Мари продолжал крепко держать врага, пока гиганты отбивались и крушили нападающих на них Акум. Вторая струна лопнула со звоном. Мелодия утратила гармонию всего лишь на время, которое оказалось достаточным для того, чтобы Акума попытались совместными усилиями разорвать наложенные на них путы. И тут в звуки Ноэль Органон влилась еще одна мелодия, которую выводил высокий и чистый женский голос. Всего несколько секунд длилось единение двух песен, но никогда прежде и никогда после Мари не испытывал подобного восторга и восхищения. Мелодия проходила сквозь него, отзывалась дрожью на кончиках пальцев и звучала в унисон со струнами с новой силой. Это была песня Марии, ее оружие, неслышимое для врагов и союзников, для всех, но только не для Нойза с его обостренным слухом. Голем Мари ожил, затрещал и передал сообщение от Тидолла – отпустить связанных Акум. Теперь Акума подчинялись воле Марии. Ноэль Органон смолк. Экзорцист ошарашено глядел, как все ожесточенней начинают сражаться их враги между собой. Он снова поднял руку, призывая свою чистую силу, чтобы вступить в бой и, может быть, снова почувствовать, как сплетаются две мелодии в одну, и сердце заходится от радости. Мари уже знал, что после боя обязательно скажет этой высокой, строгой женщине, что слышал ее голос. И что единственное, чего он хочет – это услышать его еще раз. А Акума все валили нескончаемым роем.
В том бою Нойз Мари навсегда потерял зрение. Рана на голове повредила участок мозга, отвечающий за зрение. В последние мгновения, пока темнота навсегда не затмила его глаза, он проклинал свою способность видеть и слышать, потому что последнее, что он видел в своей жизни – смерть женщины, которую он не успел полюбить.
Часть 2. Глаза мертвых читать дальше Они не предполагали, что среди завалов найдется столько живых. - Помоги-ка мне, - позвал Роджер, указывая на лежащего среди обломков стены мужчину. Нога несчастного была придавлена каменной плитой, и он глухо стонал, царапая побелевшим пальцами землю. Джин подумал, что бедняга теперь останется калекой - кость раздроблена, скорее всего, ему отнимут ногу. Выдает ли Черный Орден пенсии тем искателям, которые были ранены на службе? Джин попытался вспомнить и не смог; кажется, за те восемь с половиной лет, что он состоял при Главном управлении, подобный вопрос ни разу не возникал: искатели на службе только умирали. Впрочем, к чему об этом размышлять сейчас? Комуи наверняка найдет способ позаботиться о раненых – иначе быть не может. - Что мне делать? Приподнять обломок? - спросил Джин. - Да, - кивнул Роджер, перебираясь через завал поближе к стонущему искателю, - по моей команде. А я попробую его вытащить. Мужчина, поняв, что кто-то сейчас попытается его передвинуть, в ужасе забормотал что-то по-французски; должно быть, движение причиняло ему страшную боль. - Потерпите, - успокаивающе обратился к нему Роджер на его родном языке. - Сейчас мы вас вызволим. Он подхватил француза подмышки и кивнул. Затем, дождавшись момента, когда Джин приподнимет тяжелую каменную плиту, резко потянул мужчину на себя. Тот взвыл, словно истерзанное животное; взгляду Джина предстало кровавое месиво, бывшее некогда человеческой ногой. - Нужно ампутировать, и срочно, - заметил Роджер. - Лучше бы, конечно, проводить такую операцию в Главном управлении, но, боюсь, он не дотянет - может развиться гангрена. Он провел рукой по волосам, и Джин обратил внимание, что за эту ночь Роджер заметно поседел. Его густая, еще вчера сочно-каштановая шевелюра теперь казалась посыпанной пеплом. Этим утром Джин у многих, в том числе и совсем молодых юношей, замечал седину. Себя в зеркале он еще не видел, но не сомневался в том, что и его постигла та же участь. Вот уж чего Джин не ожидал, так это поседеть в тридцать два года. В наследство от отца и деда ему достались прекрасные темные волосы, и раньше он рассчитывал, что, так же как отец и дед, будет щеголять ими лет до пятидесяти. Теперь Джин не был уверен даже, проживет ли он еще столько лет. До того, как вступить в Черный Орден, он служил в британской армии, и потому очередная война не должна была стать для него чем-то новым - но чувство отчаянной беспомощности, не оставлявшее его на протяжении всей этой страшной ночи, Джин испытал впервые. - Мне помочь тебе? - поинтересовался он у Роджера. Тот покачал головой, поднимаясь с корточек и отряхивая плащ от налипшей грязи. - Не стоит, я найду помощников. Оставь живых и раненых мне, а сам займись мертвыми. Джин кивнул; Роджер раньше был военным хирургом, и на него можно было положиться. Кроме того, сейчас и в самом деле следовало заняться другими делами. Сделав несколько шагов вверх по улице, он остановился и, убедившись, что Роджер уже подозвал нескольких парней и уверенно раздает им указания, продолжил свой путь. Ему было поручено собрать в центральном районе Барселоны то, что осталось от погибших искателей. Пыль, в которую обратились тела, еще до рассвета унес ветер, но остались одежда, оборудование, именные жетоны, которые необходимо было вернуть в Главное управление. На углу Джина окликнул Эстебан де Сильва, один из многих командиров, оставшихся без отряда. - Как успехи? - Как видите, - сухо откликнулся Джин, не слишком заботясь о том, чтобы ответ прозвучал достаточно вежливо. Эстебан ему не нравился; было что-то отталкивающее в его жгучих черных кудрях, сейчас неопрятно падавших на лоб, в сочных алых губах и мощной бычьей шее. Отчего-то Джин не сомневался, что Эстебан стоял сейчас перед ним не благодаря святому провидению, хранившему этой ночью рабов Божьих, а потому, что он вовремя нырнул в ближайшую нору и до рассвета прятался там от акум. Эстебан задумчиво пожевал губами. - Вы действительно собираетесь копаться в этой дряни? - спросил он. - Разумеется. Вместе с приказом Джину выдали несколько вещевых мешков и никаких более инструкций – кровавая бойня, развернувшаяся этой ночью в Барселоне, настолько потрясла его собственного командира, что он оказался совершенно неспособен на сколько-нибудь взвешенные указания. Впрочем, Джин в них и не нуждался. Ему было не впервой собирать останки на полях сражений. Почувствовав на себе цепкий взгляд Эстебана, он резко отвернулся. Угол, на котором они стояли, выходил на площадь. В центре ее высилась величественная Саграда Фамилия, недостроенный храм, который уж много лет возводил какой-то каталонский гений. Нападение акум изрядно добавило архитектору работы: от выстрелов пострадал один из шпилей и был сильно разрушен портал Веры (или, может быть, портал Надежды - Джин путал их, несмотря на все свое прилежание в изучении католических святынь). На полдороге к храму валялся порванный искательский плащ, от которого поземкой ползла узкая полоска пыли. - Да бросьте вы, ей-Богу, - заговорил Эстебан. – Это совершенно бесполезная возня. Мешков у вас достаточно, просто сгребайте туда все, что найдете. Они дали вам какой-нибудь веник? - Необходимо найти жетоны. В противном случае останки невозможно будет опознать. Эстебан презрительно фыркнул, махнув рукой у Джина перед носом. - Опознать? - бросил он и, неприятно рассмеявшись, указал на валявшуюся одежду. - По-вашему, тут есть что опознавать? Да и кому это надо? Собрать потом всех вместе да пересчитать, а тех, кого не досчитались, хоронить - вот вам и все опознание. - Как насчет раненых, которые погибнут под завалами, если их не хватятся и не начнут искать? - спросил Джин, вспомнив несчастного искалеченного француза, но Эстебан, не слушая его, продолжал разглагольствовать: - Вы же бывший солдат, вы должны понимать толк в таких вещах. Самая настоящая братская могила. - Где ваши люди? - прервал его Джин, не в силах более слушать пустопорожнюю болтовню этого напыщенного индюка и желая сменить тему. Эстебан побагровел и сжал челюсти так, что на скулах заиграли желваки. - Не знаю, - нехотя процедил он. - Я потерял их во время боя за пару улиц отсюда. Этот выскочка Вишневский решил, будто он тут командир и принялся раздавать приказы. Выскочку Вишневского Джин не знал, но не сомневался, что минувшей ночью чьи угодно приказы были лучше тех, что мог отдать Эстебан. - Где он теперь, этот ваш Вишневский? - спросил Джин. - Он уцелел? - Надеюсь, он сдох где-нибудь под стенами Саграда Фамилии! - зло выплюнул Эстебан, мотнув головой в сторону собора, и Джину вдруг стало невыносимо мерзко находиться в его обществе. Казалось бы, в Черный Орден должны приходить избранные: благородные и мудрые, но почему-то и среди искателей, и среди научных сотрудников, и даже среди экзорцистов, в чем Джин имел несчастье убедиться за последние восемь лет, подлецы и мерзавцы попадались столь же часто, как и во всем остальном мире. - Прошу прощения, мне надо работать, - отчеканил он и, не дожидаясь ответа, развернулся на каблуках и направился в ту сторону, где валялся искательский плащ. Присев на корточки, Джин аккуратно обыскал карманы: жетон нашелся в нагрудном. Серая пыль, еще оставшаяся в складках ткани, пощипывала кожу, окрашивая пальцы в тошнотворный мертвенный оттенок. Поколебавшись немного, он все же сгреб рассыпанный вокруг пепел в одежду и завязал ее узлом. Затылок нестерпимо жгло - Эстебан продолжал стоять у стены, наблюдая за ним. - Хотите помочь? - громко осведомился Джин, не оборачиваясь. Ответом послужило гневное фырканье, и, когда он поднялся на ноги, площадь уже опустела. Вздохнув, Джин подхватил искореженное оборудование. Теперь оно превратилось в бесполезную груду металлолома, но оставлять его посреди Барселоны было нельзя. Джин прикинул, что стоило передать короб кому-то из своих, чтобы отнесли в штаб. Он огляделся по сторонам в надежде заметить знакомые бежевые плащи, но улицы Барселоны были безлюдны. Даже простые жители почти не попадались на глаза: этим утром каталонцы не торопились выходить из дома. Поразмыслив, Джин двинулся в обратном направлении, туда, где оставался Роджер, но пронзительный полукрик-полустон заставил его изменить решение. Только что кто-то совершил ужасную находку… Он выбежал на широкую улицу, куда уже стекались привлеченные криком люди. В первую секунду Джин не понял даже, что произошло и отчего вдруг началась суета. - Что здесь... - начал он, обращаясь к стоящему рядом искателю, и осекся, проследив за направлением его остекленевшего взгляда. На фонарном столбе, распятый вниз головой подобно апостолу Петру, висел экзорцист Дейша Барри. Лицо, перекошенное в предсмертной агонии, говорило о муках, которые он испытывал в последние минуты жизни, и Джин невольно отступил назад, потрясенный этой продуманной символичной жестокостью. Искательское оборудование вдруг показался нестерпимо тяжелым, и, почти не отдавая отчета в своих действиях, он опустил талисман на землю рядом с собой. Вокруг импровизированного креста собиралась толпа. Искатели горестно стонали, перешептывались, заламывали руки. Приблизиться к телу никто не решался, и между людьми и фонарным столбом образовалась зона отчуждения. С противоположной стороны к резной калитке прислонились Канда и Нойз Мари, скорбно опустившие головы. - Надо снять его, - произнес Джин и сам удивился тому, как глухо и хрипло прозвучал его голос. Никто не откликнулся; искатели не сводили глаз с распятого тела. На лицах многих читался ужас, граничащий с паникой, и Джин знал его причину. Если в войне с Графом погибал простой человек, это становилось горем, как и всякая ранняя смерть. Но если погибал экзорцист... О, эта потеря была сравнима с знамением Апокалипсиса. Раз даже экзорцист, наделенный силой, отмеченный Господом, не сумел устоять перед легионами Тьмы, то не значит ли это, что все они обречены на поражение? И все-таки тело нужно было снять. - Его нельзя оставлять здесь, - произнес Джин громче. - Кто поможет мне? Двое оставшихся в живых экзорцистов молчали. Мари, кажется, был слишком подавлен, а Канда просто не обращал внимания на болтовню какого-то искателя. Джин обернулся к остальным, но столпившиеся вокруг люди стояли неподвижно. Он снова взглянул на Дейшу Барри, понимая, что в одиночку не сумеет распутать удерживающие тело цепи. - Я помогу, - раздался чей-то голос сзади, и Джин, обернувшись, увидел Банни Трелони. Юный Банни служил с Джином в одном отряде. Минувшей ночью их отрезало друг от друга, и сейчас Джин рад был видеть, что его младший товарищ невредим: на лице Банни красовались лишь несколько царапин. Одна из них, довольно глубокая, тянулась наискось через левую щеку; от нее должен был остаться шрам, но на такие мелочи едва ли стоило жаловаться. Да и, в конце концов, разве не шрамы украшают мужчину? В остальном Банни был все тот же, что и вчера: волосы не поседели, на лбу не обозначились морщины. Только восторженная вера, раньше горевшая в его глазах и временами изрядно беспокоившая Джина, исчезла, уступив место холодному рациональному неверию. Оглядевшись, Банни подтащил один из искательских коробов и поставил рядом с фонарным столбом, чтобы можно было дотянуться до скованных цепями ног экзорциста. Джин заставил себя собраться. - Сначала освободим руки, - сказал он. С помощью Банни он распутал цепи, стягивавшие левое предплечье экзорциста; тело было еще теплым. Словно очнувшись, Мари подошел ближе и помог придержать боевого товарища, пока Джин, стоя на коробе, освобождал ноги. Вдвоем они сняли Дейшу и уложили на землю. Канда коротко глянул на них, оценивая, стоит ли подключиться, и вновь опустил голову: рядом с фонарным столбом и так толпилось достаточно народу. Это разумное взвешенное решение неприятно царапнуло Джина. - Нужны носилки, - пробормотал Банни, не сводя глаз с тела: плащ Дейши был изодран, на запястьях виднелись густо-синие кровоподтеки от перетягивавших их цепей. Так мог бы выглядеть простой искатель... обычный человек. - Или мешок... Что-то, чтобы донести его до штаба. - Да, - надтреснутым голосом откликнулся Мари, тяжело опираясь о фонарный столб. Джин запоздало вспомнил, что все три экзорциста учились у Фруа Тьедолла, а значит, были знакомы уже много лет. За их спинами началось шевеление: кто-то догадался отправиться за носилками, а заодно доложить о потере в штаб, без дополнительных приказов. Значит, оставалось только ждать. Джин опустился на колени перед распростертым на мостовой телом; широко распахнутые глаза Дейши смотрели в чистое голубое небо, еще окрашенное восходом в нежные розоватые цвета. Джин много раз слышал рассказы о том, что в зрачках убитого можно увидеть убийцу - и столько же раз, на той или иной войне, убеждался, что все эти россказни лишь глупые страшилки. Вот и сейчас в глазах Дейши не было ничего, только отражение безграничного небесного простора. Повинуясь внезапному порыву, Джин склонился ниже, пытаясь по широко распахнутым глазам экзорциста угадать, в каких кругах рая или ада может сейчас находиться его душа; но в глубине зрачков была одна пустота. Десятки и сотни раз Джин видел эти пустые мертвые глаза, устремленные в небо над полями сражений - и никого рядом, кто закрыл бы их. Он протянул руку, но заколебался, вопросительно глядя на экзорцистов. Казалось правильным, если эту почесть Дейше окажут равные ему. Но Мари, тяжело облокотившийся о столб, был слеп и не мог почувствовать его взгляда, а Канда, по-прежнему отвернувшись, сжимал катану. Чужая рука мягко опустилась на плечо Джина, и он, подняв голову, встретился глазами с Банни. Тот молча ободряюще кивнул. Оказывается, экзорцист не только мог погибнуть так же, как и простой смертный. Рядом с экзорцистом, так же, как и рядом с простым смертным, могло не найтись друга или брата, который закроет ему глаза. Глубоко вздохнув, Джин провел ладонью по лицу Дейши Барри.
Better to be hated, than loved, loved, loved for what you're not
Название: Барселона Форма: миди Персонажи: безымянные искатели, поименно названные экзорцисты Категория: джен Жанр: драма Рейтинг: R Краткое содержание: Битва при Барселоне стала одной из самых кровавых и трагических за все существование Черного Ордена. Ночь в заполненном акумами городе глазами простых искателей, которым, как оказалось, неоткуда ждать помощи.
Часть 1. Саграда Фамилия
читать дальшеАкумы уже прорвались через линию внешних укреплений и теперь продвигались все глубже в центр города. Уродливые твари атаковали с воздуха, возникали из-под земли, выныривали из каналов, не оставляя защитникам ни единого шанса не то, что отразить нападение, но даже просто остаться в живых. Темнота, разрываемая только вспышками выстрелов – жители уже несколько часов назад попрятались в подвалах, и потому ни в одном окне не горел свет, - стократно усиливала ощущение близящегося Апокалипсиса. - Отступаем, отступаем! - истерически кричал Эстебан, командир отряда, и Яцек видел, как с каждой секундой его покидают остатки самообладания. - Всем вперед! Невозможно вести в бой войска, когда ты сам трясешься, словно осиновый лист. Твои солдаты попросту разбегутся - те, у кого от страха не отнимутся ноги. Всех прочих ждет глупая и бесславная смерть от вражеских снарядов. Впрочем, какой это бой? Так, бойня. Перепуганные искатели, некоторые - совсем еще юные мальчики, метались вокруг, не понимая, который из противоречивых приказов выполнять. Необученные, неорганизованные, с дурацкими муляжами вместо оружия, они были похожи на детей, которым вздумалось поиграть в войну, да только вот, как назло, враг оказался настоящим. И никому не давал пощады. Среди хаоса, предсмертных криков и перекошенных ужасом лиц просто невозможно было сохранить здравый рассудок, а значит, и Яцек давно уже сошел с ума. - Отступаем! - крикнул он, перекрывая голосом залпы орудий. - Влево, группами по трое! Держитесь ближе к домам! Он отскочил к стене, ловя в поле талисмана ближайшую к ним акуму и спасая жизнь Жаку Шербуру. Жак был булочником из Парижа и присоединился к Черному Ордену полгода тому назад после того, как его теща превратилась в акуму и убила его молодую красавицу-жену. Он являл собой образец добропорядочного буржуа, с таких рисовали шаржи для газет: средних лет, с небольшим брюшком и аккуратно подстриженными волосами, которые уже начали редеть на затылке. В его взгляде, обращенном к Яцеку, не было ни благодарности, ни признательности, только горькое недоумение и немой вопрос: "За что меня отправили сюда умирать?" Яцек не мог его в этом винить. Слева громыхнул новый залп; обернувшись, Яцек увидел, как чье-то тело рассыпается в пыль и очередной бежевый плащ грязной тряпкой оседает на землю. Крови после атак акум не было, и это казалось самым страшным. Парень лет семнадцати, которого Яцек не знал, – должно быть, товарищ погибшего, замер на месте, неверяще глядя на горстку пепла, в которую превратился его соратник. Схватив мальчишку за плечо, Яцек с силой швырнул его в ближайшую подворотню. Сейчас был тот самый момент, когда стоило предоставить мертвым хоронить своих мертвецов. Он протащил вырывавшегося парня через проулок и вслед за остальными оказался на более широкой улице. - Держаться ближе к стенам! - скомандовал он, и, повинуясь какой-то дьявольской иронии, одна из ближайших стен осыпалась, погребая под завалами двоих человек. Оставшиеся невредимыми метнулись на открытое пространство, подставляясь под выстрелы акум. - Не покидать укрытие, держаться ближе к стенам! - упрямо заорал Яцек. С непонятным раньше цинизмом он наблюдал за тем, как трое, не успев увернуться, покрываются черными пятнами и оседают на землю. Ну и черт с ними, раз такие идиоты и сами лезут под пули. Парень, которого Яцек до сих пор держал за плечо, часто и судорожно дышал, широко открыв рот, словно запуганная собака. Справа раздался взрыв, за ним еще один, и два дома в конце улицы рухнули, перекрывая дорогу. Над стихийно образовавшейся баррикадой парило несколько акум; Яцек не сомневался, что акумы поджидают их и в переулке, из которого они пришли. Скорее всего, центр Барселоны был сейчас полностью отрезан от окраин - разумная тактика. К тому моменту, как подоспевшая помощь сумеет прорваться через оцепление, все, кто находится внутри проклятого круга, уже будут перебиты. О Господи, о чем только думал Комуи Ли, отправляя в Барселону отряды искателей? Внешняя линия обороны была уничтожена за считанные минуты, и разве что последний глупец не смог бы предсказать такой исход. Яцек, по крайней мере, смог – и потому утром, прощаясь с Михалом и Антуаном, которых отправляли на стены города, знал, что прощается с друзьями навсегда. Неужели Комуи Ли не предвидел того, что произойдет? К чему была эта бессмысленная жертва? Искатели не годились даже на роль живого щита, который сдержал бы атаку – их попросту слишком быстро уничтожали. - Как тебя зовут? – спросил Яцек сидящего рядом мальчишку. - Б-банни, - запинаясь, пробормотал тот и продолжил, словно оправдываясь: - Это сокращение, от Бернарда, так меня звали дома… Яцек внимательнее взглянул на парня; тот был невысок ростом и узок в плечах, темные волосы прилипли к влажному лбу, глаза, казавшиеся почти черными из-за расширившихся зрачков, лихорадочно горели на лишенном красок лице. - Скажи, Банни, - поинтересовался он почти беспечным тоном, - а какого черта ты вообще приперся в Черный Орден? - Ну как же… Священная в-война, и все мы д-должны… - залепетал Банни, таращась на Яцека как на богохульника; кажется, он был еще слишком юн для того, чтобы понять, как кто-то может раз и навсегда потерять веру в людей и в идеалы. Рассеянно слушая его бормотание, Яцек огляделся, пытаясь оценить, как далеко акумы. Стоило попробовать выбраться с улицы, чтобы найти более удачную позицию для обороны. Интересно, на какой срок это продлит их жизни? Больше часа или меньше? - Я с-сражаюсь за веру, я готов п-пожертвовать жизнью ради мира и победы над Графом… - Да? – переспросил Яцек. – Тогда пойди и прыгни под вон ту акуму – пока она будет прицеливаться и убивать тебя, мы успеем отсюда выбраться. Банни осекся, судорожно хватая ртом воздух. Лицо у него стало совсем меловым, а в глазах появились слезы страха, еще не текущие по щекам, но уже опасно блестевшие. Только чьей-то истерики им сейчас недостает. - Если н-надо, - срывающимся голосом прошептал Банни, - я г-готов… В ответ Яцек выразительно постучал согнутым пальцем по лбу. Времени и сил объяснять, что не надо, никому не надо, никому не могло быть надо, чтобы испуганный бледный Банни, с его тонкими нервными пальцами и мягким пушком, который только-только начал пробиваться над верхней губой, вообще находился посреди этого кровавого побоища, уже не было. Яцек чуть подался вперед, стараясь говорить негромко, но отчетливо, чтобы его поняли те, кто находился на другой стороне улицы: - По моему знаку включаем талисманы. У нас будет несколько минут, чтобы добраться до того угла. Он поднял руку, пальцами показывая обратный отсчет. Командир отряда остался где-то на другой улице, и потому никто не мешал Яцеку отдавать приказы. В тот момент, когда он показал "один", стена, у которой они сидели, начала рушиться. Банни коротко вскрикнул и, инстинктивно прикрывая голову руками, повалился Яцеку на колени - но задело не его. Когда серая пыль осела, стало видно, что Жаку Шербуру придавило ногу. Стопа и голень были раздробленны каменной пластиной, осколки костей омерзительно торчали из колена. С перекошенным от ужаса лицом - боли из-за шока он еще не чувствовал - Жак в остервенении дергал ногу и глухо выл. Камень надо было подцепить рычагом и сдвинуть с места, чтобы освободить попавшую в ловушку жетрву, но... Яцек взглянул наверх, где акумы по-прежнему патрулировали темное южное небо над Барселоной, затем на своих соратников, которые на сей раз оставались неподвижными. Вытащив из внутреннего кармана платок, он над головой Банни протянул тряпицу Жаку: - Наложи жгут выше колена. Пригнись и не кричи - может быть, тогда тебя не заметят. Жак замер, таращась на Яцека, по глазам было видно, что он находится на грани безумия. В ответ Яцек только молча кивнул: да, они оставляют его здесь. У них нет возможности нести за собой раненых. Да и не все ли равно, где и как умирать, здесь и в одиночестве или на соседней улице и в компании? Мучительно сглотнув, Жак принял у него из рук платок, и Яцек испытал прилив уважения к этому полноватому лысеющему буржуа, неожиданно показавшему столько мужества перед лицом смерти. Проследив за тем, как Жак туго перевязывает ногу, он поднял руку и, вновь показав на пальцах "три, два, один", резко махнул вниз, давая сигнал к началу движения. Они вскочили почти одновременно, талисманами блокируя акум. На углу Яцек подал знак остановиться; в разбитых окнах дома плавали шарообразные силуэты, надо было пересекать площадь, на которой они оказались, и пытаться найти укрытие у противоположного здания. Передохнув минуту и дав талисманам возможность перезарядиться - дольше оставаться было опасно - они перебежали площадь. Присев на корточки в тени стены, Яцек взглянул туда, откуда они пришли: только один искательский плащ остался лежать на брусчатке. Отлично. Почти без потерь. Он обернулся к остальным. Банни находился рядом, судорожно стискивая пальцами талисман, поэтому определить, кто погиб, Яцек не мог: другие искатели были ему незнакомы. Это открытие принесло с собой какое-то смутное облегчение; Яцек вдруг понял, что будет переживать, если мальчишка отправится на тот свет раньше него самого. Банни, почувствовав на себе его взгляд, поднял голову. - Как... - начал он и запнулся; затем, справившись с собой, продолжил: - Как вас зовут? Яцек вздохнул. Парень освоился настолько, что даже хочет знакомиться – жизнь налаживается. - Яцек. Банни серьезно кинул и сел прямее. - Сэр Яцек, - хриплым от волнения голосом прошептал он, - мы слушаем ваши приказы, командир! Яцек закашлялся, подавившись воздухом. За бурные двадцать четыре года жизни его величали по-всякому, но в рыцарское звание возвели впервые. Он развернулся к Банни всем телом, собираясь вновь покрутить пальцем у виска, – право, что за идиотический военный пафос, – но рука замерла в воздухе. Лица искателей, составлявших теперь его маленький отряд, были обращены к нему, и на них читалась преданность и абсурдная надежда. Они смотрели на него так, словно он был их Горацио Нельсоном, способным одолеть Непобедимую Армаду, словно то, что он сумел привести их сюда, каким-то волшебным образом являлось залогом того, что он сможет их отсюда вывести. Яцек хотел было сказать им, что если уж и сравнивать его с каким-то полководцем, то с Ганнибалом, который погубил свое войско в Альпах, но у него не хватило духу. Вместо этого он прочистил горло и велел: - Не двигаться с места, сохранять спокойствие. Искатели молча кивнули; по жестко сомкнутым губам и сощуренным глазам, обшаривавшим тихую ночную площадь, было видно, что они собраны и готовы к бою. На сей раз расположение оказалось удачным: их отряд занял позицию в небольшом простенке, образованном аркой, которая защищали их сверху и с боков. Яцек постучал костяшками пальцев по стене: судя по звуку, она была каменной и достаточно толстой, значит, если акумы попытаются проломить стену, они услышат заранее. - Так. Не спать, талисманы держать наготове, но без необходимости не включать. В случае нападения ты, ты и ты, - Яцек указал на троих искателей, - включаете талисманы в режим барьера. Ты – налево, ты – по центру, ты – направо. Остальные блокируют тех акум, которые сумели прорваться или пролезают там, где барьера нет. Ты наблюдаешь за местностью по левую руку, я беру центр и правую сторону. Банни, следи за воздухом. Банни кивнул и слабо улыбнулся уголками губ. Он откинулся назад и, упершись затылком в каменную кладку, уставился наверх. - Все, что нам нужно, это дождаться экзорцистов, - произнес Яцек, хотя не особо верил в то, что подмога подоспеет к ним вовремя. Ответом ему было молчание. Облокотившись об откос – тот оказался покрыт резьбой и какими-то лепными украшениями, элементы которых впивались в кожу, не давая задремать, - он смотрел в выбранную сторону, время от времени оглядываясь и проверяя, как дела у остальных. Время тянулось медленно, и он не мог с точностью сказать, прошли ли минуты с тех пор, как они устроились у этой стены, или миновали часы. Банни рядом с ним беззвучно шевелил губами, отсчитывая секунды до рассвета – как будто рассвет сулил им что-то хорошее. Силуэты акум черными дырами уродовали звездное небо, но пока что все они пролетали мимо. Опасность появилась слева. - Тревога, - тихо и спокойно произнес следившей за этой стороной искатель, и по сигналу Яцека слаженно включились три талисмана. Акума, приближавшаяся с ним, замерла перед барьером, словно размышляя, что предпринять. К ней уже спешили два других монстра, и Яцек впервые задумался над тем, как акумы переговариваются между собой. Может быть, какая-то телепатическая связь? Или что-то вроде сигналов, подобных тем, какими обмениваются пчелы? И надолго ли хватит заряда талисманов? Обратив к ним печальные лица-маски, акумы парили в воздухе. Наконец пушки медленно и плавно повернулись к цели, и раздался первый залп. Барьер пока выдерживал; из-за домов показалось еще несколько акум, которые спешили к месту схватки, и Яцек поудобнее перехватил собственный талисман, готовясь встретить неприятеля. Очередной выстрел прошел выше барьера и сбил часть нависавшей над ними арки, которая рухнула рядом. - Сверху две! – воскликнул Банни, указывая в небо. Яцек вскинул голову, вглядываясь в образовавшийся после разрушения свода просвет, и неожиданного для самого себя узнал здание, у стен которого они нашли убежище. То была Саграда Фамилия. Церковь Искупления Святого Семейства… Озаряемые вспышками залпов, изящные резные шпили, наполненные воздухом и перевитые каменными гирляндами, устремлялись к Богу. Казавшиеся нерукотворными, они словно сами собой росли из земли, а святые и ангелы, примостившиеся в нишах, мягко и кротко взирали на безумие сражения, бушевавшего вокруг. Фантасмагорическая красота собора была чем-то, что не принадлежало этому миру с его болью и уродством, ее даровали глупым испуганным людям иные, высшие силы. Она призвана была напомнить, сколь необъятна вселенная, и что весь их маленький мирок, запутавшийся и погрязший в бесконечных войнах, лишь малая частица непостижимого Божьего замысла. - Существует пророчество, что когда этот собор достроят, наступит конец света, - задумчиво произнес Яцек. – Что же, в этом случае Черному Ордену не о чем волноваться. Конец света не наступит еще очень и очень долго. Он осторожно поставил свой талисман рядом с Банни, чтобы тому было, чем обороняться, когда у его собственного оборудования закончится заряд, и встал. Ему хотелось лучше разглядеть собор перед смертью. Его вдруг пронзило острое сочувствие к архитектору: церковь, вечная и великая, была чем-то несравненно большим пустых людских жизней, бесцельных и бесполезных, таких, как его собственная. Краем глаза он видел, что среди искателей поднялся переполох: ему что-то кричали, пытались направить лучи талисманов так, чтобы он оказался внутри защитного поля. Кажется, акумы стали стрелять чаще. - Сэр Яцек, вернитесь! Вернитесь, пожалуйста! Вернитесь, вы ведь сами говорили не покидать укрытия! Пожалуйста! Сэр Яцек! – отчаянно звал Банни, но его голос слышался будто издалека и звучал все тише и тише, как если бы Банни находился на уплывающем корабле. Но Яцек не отвечал. Он смотрел вверх, на шпили Саграда Фамилии, думая лишь о том, как горько, должно быть, Господу наблюдать за тем, сколько подлых дел творят сильные мира сего, прикрываясь Его именем.
Название: «Прелюдия» Автор: Мэй_Чен Пейринг/Персонажи: Канда/Джонни Категория: слеш Жанр: драма, ангст стёб, почти ПВП Рейтинг: R Краткое содержание: Канда выпил и желает любви Предупреждение: насилие, ненормативная лексика
читать дальше– Что значит: «Раньше никогда»?.. Эй, ты чего снова штаны надеваешь? – Господин Канда, – пролепетал Джонни, подтягивая вышеназванную деталь одежды, – я думаю, нам с вами не стоит… торопиться… Взгляд Канды был мутноватым от выпитого алкоголя, но определённо сердитым. Вдруг экзорцист ухмыльнулся. – Хочешь начать с поцелуев? Джонни отчаянно замотал головой. – И правильно, тебе бы не обломилось... Ты снимешь эти чёртовы штаны, или мне их самому с тебя стащить?! – рявкнул он. Джонни вздрогнул. – Но, господин Канда… Разве это… правильно? Разве мужчина не должен делать это… с женщиной? Канда удивлённо приподнял брови, посмотрел направо, потом налево, потом снова на Джонни. Наклонился к нему и, обдав жгучим перегаром, спросил с откровенной издёвкой: – Ты видишь здесь хоть одну женщину? Я тоже нет, поэтому трахаться придётся с тобой. Хотя ты ломаешься как раз как девица. При этих словах Канда усмехнулся так зловеще, как будто на его счету немало обесчещенных юных барышень, и Джонни стало совсем дурно. Однако за жизнь было ещё страшнее, чем за честь, потому что Канда, похоже, был намерен получить своё, несмотря ни на что. Джонни зажмурился и потянул пояс штанов вниз, хотя сидя делать это было крайне неудобно. – Ты не знаешь, как мужчины делают это. – Предложение прозвучало не столько как вопрос, скорее, как утверждение. – И точно не знаешь, как это делается вообще. Джонни закивал, съёжившись и не открывая глаз. – Поэтому я не смогу ничем вам помочь, господин Канда… – А кто сказал, что от тебя что-то потребуется? Просто встань вот так и не дёргайся… и сними уже, блядь, эти штаны! Канда выругался сквозь зубы и окончательно избавил бёдра Джонни от последних остатков одежды. Джонни чуть слышно взвизгнул, потянулся было за исподним, но спиной почувствовал злой взгляд Канды, и так и замер с протянутой рукой. – Но Аллен, господин Канда… – Что? Ты хотел бы трахнуться с ним вместо меня? Стручка тут тоже нет, так что заткнись и подставляй задницу… – Господин Канда, уууу… Больно же!.. – Ты мужик или кто? Терпи… И раз я тебя уже трахаю, можешь обращаться ко мне просто «Канда»…