Автор: Хайбана Дисклеймер:Все права на D. Gray-man принадлежат Хошино Кацуре Пейринг/Персонажи: Винтерс Сокаро, акума 4 уровня Тип: джен Предупреждение: АУ Размещение: запрещено
274Волны тихо шуршали за бортом корабля, в каюте невыносимо пахло морем, а ковер под коленями был мягким-мягким... и ярко-красным. Запомнить хотелось каждую, даже самую маленькую деталь. Сверху доносился жалобный вой, неразборчивый гомон мужских голосов — это Миранду успокаивали всей командой. От её плача щемило сердце. Маходжа вздыхала с сожалением.
— Посмотри, дорогая: видишь, как он потемнел?
Госпожа сидела на своём ложе и перебирала драгоценности, оставшиеся после матери. В руках её была нить чуть посеревшего старого жемчуга.
— Это доказательство того, что мы не должны сейчас существовать, — сказала Анита.
Сказала — и тихо засмеялась.
Плач наверху утих: это, наверное, Миранду уговорили потерпеть еще немного. Она обычно или плакала, или лежала, склонив голову на колени милой Линали. Китаянка гладила ее по волосам и чуть заметно хмурилась.
— Жалко, что я не увижу его перед смертью, — вздохнула Анита. Пояснила зачем-то: — Мариана.
Маходжа прикусила губу. Помедлив, потянулась вперед, взяла в свои ладони маленькую ручку госпожи. На пол выскользнула ниточка жемчуга; секунда — и бусины раскатились по полу каюты, со стуком скатываясь с дорогого ковра на неприкрытые стыки досок.
— Всё будет хорошо, госпожа. Поверьте, милая моя, всё у нас получится...
Тонкие красные губы печально искривились: хотелось бы в это верить. Глаза Аниты заблестели, она вдруг всхлипнула тонко и беззащитно, и прозрачная слеза скользнула по щеке, прокладывая дорожку сквозь слой белой пудры.
— Не бросай меня, дорогая. Ты единственная, кто остался у меня. Мне страшно, Маходжа, мне так страшно...
Маходжа нежно улыбнулась и присела к Аните, обнимая её тонкие плечи.
— Не бойтесь, милая; я обещала, что буду с Вами до самой смерти, но я буду рядом и после неё.
Анита зажмурилась, опустила голову и жалобно заплакала. Её спина подрагивала от всхлипов.
Конец их существования был совсем близок.
Название: «12 шт.» Пейринг/Персонажи: Лави, Линали, Книжник Категория: джен Жанр: ангст Рейтинг: G Краткое содержание: Об уважении к мертвым.
303— Лави, дурень, ты вообще меня слушаешь? Записывай уже: искатели — двенадцать...
Младший историк вздрогнул, кивнул и черкнул на бумаге: «Иск. 12 шт.»
— Ты в каких облаках витаешь? — продолжал ворчать Книжник. — Пиши дальше: экзорцисты — трое.
Лави перечеркнул «шт.», написал «ч-к» и посмотрел вниз с балкона. Три гроба, окруженные еще двенадцатью, были накрыты белым полотном и вынесены в центр зала. Он видел Комуи: сенешаль подходил к каждому гробу и низко, долго кланялся, сняв берет. Он выглядел очень усталым и бледным. Лави иногда удивлялся, откуда можно было черпать столько сил.
Созвучие плачущих и воющих в горести голосов добиралось даже до балкона, оглушало, как хор певчих, и поднималось к самому верху огромной Орденской башни. Лави записал: «Экз. 3 ч-к» и поставил кляксу. Он тоже устал.
— Горе луковое, листы не порть! — спохватился Книжник, но потом махнул рукой. — А, да черт с тобой, дальше сам запишу... Иди, попрощайся хоть с помершими.
— Спасибо, старик.
Лави, впрочем, всё равно никого не знал из ушедших — прощаться ему было не с кем. Спустившись с балкона, он незаметно прошмыгнул в коридор и быстрым шагом направился в свою комнату. Люди, которые встречались ему по пути, не здоровались: он перевёлся едва-едва, ещё даже форму толком не сшили...
— Лави, это ты? — донеслось из бокового коридора. — Привет.
Тот едва не подпрыгнул, оборачиваясь. Из темного прохода к нему вышла младшая сестра Комуи. Она смотрела на Лави как-то тревожно, как мать смотрит на своего сына-сорванца и пытается понять, обойдется ли он сегодня одними содранными коленками.
— Привет, — запнулся он. — А ты чего не с ними?
— Я уже попрощалась, — горько улыбнулась Линали. — Нужно ведь позаботиться о тех, кто остался в живых... Накормить их или медсестре помочь. Очень важно, чтобы они все чувствовали себя здесь как дома. Может, пойдешь со мной?
Он посмотрел в её глаза: девчонка сегодня уже плакала. Он бы никогда не подумал, что Линали такая сильная. И так похожа на брата.
Лави пошёл.
Название: «На твоей стороне» Пейринг/Персонажи: Комуи Ли / Бак Чан Категория: слэш Жанр: PWP и АНГСТЪ Рейтинг: R Краткое содержание: У гениальных людей свои способы решения проблем.
489За Эпштейн давно закрылась дверь, а Комуи всё сидел, сплетя перед лицом пальцы, и смотрел в одну точку. Руки его дрожали, и иногда он нервно тёр ладони, словно это могло помочь успокоиться.
— Ты все документы испортил, — постарался отвлечь его Бак, сгребая в стопку испачканные досье: Комуи опрокинул кофе во время беседы. — Смотри! Пол-текста залил...
Тот только вздохнул и, приподняв очки, с силой провел рукой по лицу.
Не дождавшись ответа, Бак опустил документы поверх другой стопки, предпринимая попытку расчистить место на столе. В голову всё лезла мысль, что он впервые увидел Комуи разъяренным. Внешне спокойное лицо, поджатые губы и тяжелый взгляд черных глаз Бак вспоминал до мельчайших подробностей, словно рассматривал специально. В действительности же хватило только раз глянуть на Комуи, чтобы понять: это воспоминание его будет преследовать долго.
— Прекращай, Ли! Не твоя вина, что ты ничего не можешь сделать, — проворчал Бак. Он старался придать голосу немного бодрости, но на душе было паршиво. — Перестань взваливать на свои плечи чужие грехи. Особенно грехи моей семьи.
Комуи резко опустил руки на стол, повернулся, и Бак поспешил отвести глаза.
— Это ошибка Ордена и наших предков, — возразил Ли. — Ты не должен думать, что...
— Моих предков, моих, — оборвал Бак Чан. — Я несу грех моих родителей, и на мне лежит ответственность за все их деяния. Один только я могу предотвратить последствия. Комуи, ты ни при чем, и...
— Успокойся сам, — коротко посоветовал тот, и Бак затих, наблюдая, как Ли снимает очки и снова поднимает взгляд. Мутный, близорукий и, Боже, это даже смешно, беззащитный. — Не пойми меня неправильно, но... ты не мог бы раздеться?
Бак с присвистом выдохнул и выдавил улыбку. Упрямец Ли нуждался в поддержке. Но, как и все гениальные люди, он обладал своими способами искать выходы из трудной ситуации. Бак, сам человек настолько же гениальный, насколько странный, эти способы принимал.
— Запирай свой кабинет, — ответил он, снимая куртку. Комуи молча поднялся и направился к двери.
Но, выпутываясь из рукавов, Бак замер: они не спали уже давно. Хотя он старался относиться к таким вещам просто, — они были приятелями, зачем переживать? — перед каждым разом всё равно появлялась некоторая неуверенность: достаточно ли он будет... хорош?
Когда Комуи вернулся, Бак уже снял штаны: большего и не нужно было. Резко коллега потянул его к себе и толкнул на стол, на опустевшее место. Поморщившись, Бак удобнее улегся на спину, ерзая на холодном дереве. Комуи расстегивал свой плащ.
Этот верзила был выше на две головы, трижды сильнее и обладал куда большим авторитетом. Но иногда ему было не у кого просить помощи. Бак смотрел в его глаза, совсем недавно полыхавшие невероятно сильным, злым огнём.
— За Орден будут страдать даже самые обычные люди, — негромко сказал Комуи и, наклонившись, прижался лбом к шее Бака. Еще у верзилы был жар. Бак приобнял его рукой.
— Твоя задача состоит в том, чтобы они не умирали, — ответил он, разводя ноги, чтобы Комуи устроился сверху.
Тот, кажется, улыбнулся, и Бак шумно вздохнул, когда широкая ладонь сжала его плоть.
— Будешь на моей стороне? — спросил Ли.
И от этого захотелось рассмеяться.
— Буду, придурок ты старый.
Название: «Очернение» Пейринг/Персонажи: Шерил Камелот / Вайзли (Мудрость Ноя) Категория: слэш Жанр: дарк, PWP, hurt/comfort Рейтинг: R Краткое содержание: Умение читать мысли – дар Господень, но иной раз это кажется проклятьем. Предупреждение: принуждение, псевдо-педофилия, ООС
497Вайзли считал, что абсолютных тайн не существует. Люди рассказывают друг другу секреты, сплетничают, стараются замалчивать что-то совсем страшное, но не подозревают, что их голова — самое ненадежное место для складирования подобных вещей. Для каждой коробочки, даже черепной, можно подобрать отмычку, и — щёлк! — крышка откроется. Содержимое проследует воришке в карман. А Мудрость Ноя обладал одним-единственным ключиком, которым мог открыть любой замок: телепатией. Не существовало еще человека, в чью голову он не мог забраться, и не было тайны, которую он не мог выведать. Однако был тот, кого он не хотел читать так, как читал других.
В полутьме чужие глаза блестели игриво и лукаво, словно глаза хищника, ждущего, пока к нему придет добыча. — Снимай штаны, мальчишка, — приказал Шерил.
Всё началось несколько месяцев назад, когда он усыновил Вайзли. Шерил уверял, что очень любит детей, что готов приютить несовершеннолетнего бездомного парня, и Граф на его просьбу ответил согласием. А детей Камелот любил. И Вайзли, и его молодое семнадцатилетнее тело в том числе. Очень быстро Вайзли понял: с помощью телепатии не уйти от сильных рук. Поэтому он глубоко вздыхал и принимался расстегивать пуговицы. Стягивал одежду. Подходил ближе, чтобы Камелот мог до него дотронуться. Сначала отчим искал причину, чтобы наказать Вайзли. Потом решил, что подойдёт и жизнь вора, которой тому приходилось жить раньше. Камелот сам придумал сыну черное прошлое, и сам же помогал искупить его.
…Вайзли вздрогнул, когда холодная рука отчима легла ему на бедро. — Ты знаешь, что грешников нужно наказывать? — спросил Шерил. Вайзли молчал. — Тогда ложись. Он указал на свои колени. Вайзли сжал кулаки, но через силу приблизился и улегся животом на ноги отчима. Тот мягко погладил его ягодицы, и юноша вздрогнул. — Молодец, сынок. Умница… И Вайзли едва сдержал вскрик, вцепляясь в колено мужчины: ладонь того со звонким шлепком опустилась на обнаженный зад. Жаркая вспышка боли пронеслась по телу. — Слушай мои мысли, мальчик, — ласково промурлыкал Шерил. Вайзли сжал зубы: он не хотел. Но Камелот ударил снова, хлестко, так, что мальчишку шатнуло вперед, и тот понял: лучше подчиниться. Во лбу Мудрости раскрылось Око, и Шерил бесконтрольно вклинился в его мысли, щедро делясь образами. С очередным шлепком Вайзли уткнулся лицом в сгиб локтя, чтобы сдержать тихий вой. Шерил думал о том, что мальчишку можно поставить на колени и заставить сосать. Что можно вставить в его анус пальцы, а лучше – погрузить весь кулак… Вайзли зажмурился, всем своим разумом цепляясь за порку, не позволяющую ему окунуться в сознание Камелота. А из головы не уходило: отчим сводит пальцы, чтоб ладонь узкая была, и касается его зада, надавливает неторопливо, и смазанные мышцы с трудом расходятся, обволакивая руку… — Отец! — позвал Вайзли, не выдержав. — Перестань! Удары, сыпавшиеся на его ягодицы в едином злом ритме, прекратились. — Попроси еще раз, — Шерил улыбался. — Папа, — Вайзли едва преодолевал дрожь в голосе, — прошу тебя, хватит… — Что ж, сынок, — мужчина отстранился. — Молодец. Ступай. И Вайзли, буквально скатившись с его коленей, поторопился одеться. Из комнаты он не вышел — вылетел, желая только не видеть этих лукавых глаз.
Шерил Камелот был человеком во всех смыслах падшим. И, вынужденно погружаясь в его мысли, Вайзли понимал: слушая Шерила, он навсегда очернялся и сам.
Название: Подлунный мир Автор: missgreed, Амариллис Л Бета: Annumi L,Gretchen_Ross Форма: миди Пейринг/Персонажи: художникФрой Тидолл, кошкаЛулу Белль (Страсть Ноя) Категория: джен Жанр: притча Рейтинг: R Краткое содержание: К чему порой может привести вдохновение. Предупреждение: предканон, возможно AU. Дисклеймер: все Хошино Кацуре
читать дальшеВ те годы, когда Париж был столицей всего нового, когда в него толпами стекались одаренные люди, жаждущие прикоснуться к славе, жил один молодой художник. Он был недурен собой, но в большей степени обаятелен и галантен. Он был щедр – поместье неподалеку от Парижа и виноградник на холмах провинции Шампань приносили неплохой доход. Да и много ли надо человеку, влюбленному в искусство? Светлую, залитую солнцем мансарду, побольше красок и кистей. Впрочем, художник мог обойтись и куском угля. Художник любил рисовать, но делал это не ради известности, а потому что не мог иначе. Он рисовал все, что попадалось ему на глаза: людей, здания, животных, делясь талантом также легко, как и деньгами. Возможно, поэтому Фортуна, как истинная женщина, одарила его своей благосклонностью. Слава пришла к нему рано. На его картинах люди подолгу останавливали взгляд и не могли забыть их даже спустя долгое время. В них был мир такой, каким его видят дети – простой и ясный, без прикрас и условностей. Настоящий. Жил художник в маленькой комнате в привратницком флигеле Нотр-Дама. Не самое удобное место, зато в его распоряжении был целый чердак, пронизанный светом и небом. В мастерской пахло холстом, красками и маслом, а еще солнечной пылью и звездным янтарем. *** Однажды он столкнулся с задачей, которую его таланту было не под силу решить. Как-то раз, проходя мимо одного из домов, он краем глаза заметил в окне девушку, вернее, тонкий профиль за оконным стеклом. Он отразился перед глазами, как фотография. Художник, не глядя, вытащил из широкой сумки блокнот с набросками, который постоянно таскал с собой, и тут же зарисовал увиденную картину. Домой он добирался едва ли не бегом, торопясь приняться за работу. Довольно скоро он выяснил, что краски не способны передать те ощущения, которые он испытал, увидев ее, и взялся за грифель. Он портил листы один за другим, срывал с мольберта, комкал, бросал на пол. Расхаживал из угла в угол, сосредоточенно думал. Вспоминал. Пытался достроить мысленно образ, представить осанку, нарисовать в уме очертания тела. Но впервые не мог этого сделать. Обладая способностью угадывать целое по части, сейчас он стоял в тупике. Это больше удивляло, чем раздражало. Художник пытался забыть о ней, вернувшись к заказам. На его мольбертах появлялись женщины: блондинки, брюнетки, высокие и миниатюрные, отличные друг от друга, и тем не менее неуловимо похожие. И в каждой из них он видел одну. Он принял решение вернуться туда, где увидел ее. Художник не рассчитывал на успех. Он спустился с холма, прошел мимо рынка, где покупал свежую зелень весной и летом, мимо тополей, окутанных дымкой новой листвы, мимо старого флигеля, где мальчишки гоняли голубей. Ему навстречу попадались люди, но впервые он, захваченный идеей, не обращал на них внимания. Тренированная память помогла ему найти то самое окно. Оказалось, что в подвале дома расположено небольшое кафе. В этот час оно пустовало. Хозяин протирал столы, насвистывая веселую мелодию. Это был полный человек с густыми усами и вьющимися волосами. Такими обычно изображают булочников на картинах. Раньше художник отметил бы про себя это несоответствие образа месту, но он сейчас достал один из своих набросков и протянул его хозяину. – Знаете ли вы эту женщину? – спросил он. Хозяин отложил полотенце и надел на нос пенсне. Но сначала взглянул на художника, словно пытаясь определить, заслуживает ли он доверия, чтобы говорить с ним о молодой женщине. Очевидно, осмотр его удовлетворил, потому что он, огладив усы, перевел взгляд на бумагу. – Так, дайте-ка посмотреть… Да, я ее знаю, она довольно часто у нас бывает, – подтвердил хозяин. Художнику удалось разговорить его, и уже через пять минут он знал, что женщина любит сидеть у того самого окна, и заказывает она молоко. А еще понял, что хозяин посчитал, будто он влюблен в нее. Не так уж далеко это было от истины. Художник был одержим ею. *** Через месяц друзья, озабоченные долгим отсутствием, начали искать его по всему Парижу, и нашли в убогом квартале недалеко от моста Руаяль. Комната была маленькая и плохо обставленная, зато из углового окна открывался чудесный вид на Сену. – Ты далеко забрался, – говорили они с улыбкой, рассматривая его самого и места вокруг. – Вид хорош, – уклончиво отвечал он, отчего-то не желая делиться своей тайной. Все это время он рисовал ее. Незнакомка приходила почти в одно и то же время, и художник уже дошел до того, что заранее занимал позицию у окна, с нетерпением ожидая ее, крутил в пальцах грифель, не замечая, что пачкает манжеты рубашки. Она приходила, садилась, а он смотрел во все глаза, стараясь в полутьме угадать жест, которым она приподнимала юбки. Художник любовался гибкой линией спины, совершенством покатых плеч, подолгу, не дыша, смотрел на вьющийся у изящного уха упругий локон. Это была Женщина. Его муза. Так, любуясь незаметно, он начинал рисовать. Это стало наваждением, страстью, неотступным желанием во что бы то ни стало поймать образ, запечатлеть его, чтобы отпустил, наконец. Образ казался текучим, как ртуть. Иногда она являлась ему в облике прекрасной девушки, иногда отвратительного чудовища, а бывало и черной кошкой, идущей по подоконнику. Пару раз она оказывалась совсем рядом, на расстоянии протянутой руки, и под конец художник начал ставить на подоконник плошку с молоком – не то приманивая видение, не то пытаясь заставить себя верить в него. Художник мало спал и почти совсем не ел. Он рисовал, когда в руках оказывался карандаш, и смотрел в окно, когда чувствовал упадок сил. Там, за окном, происходили чудесные вещи. Иногда прекрасная дева с белым телом и золотыми волосами являлась ему. Иногда – смуглая дева с черными волосами. Иногда черная кошка вспрыгивала на подоконник и садилась, изящно обвивая лапы хвостом, и начинала умываться. При этом она поглядывала на художника так, будто что-то знала. Иногда какая-нибудь из дев садилась на то место, где умывалась кошка, и смотрела на него так же загадочно, непроницаемым кошачьим взглядом. *** Художник не помнил, как проснулся той ночью. Он лежал вниз лицом на лежанке, застеленной какими-то тряпками. Его кровать куда-то исчезла, но у него не осталось сил удивляться. Он обвел комнату взглядом, впервые чувствуя себя вынырнувшим из омута безумия. Комната, представшая трезвому взгляду, ужасала своей бедностью и запущенностью. Повсюду стояли мольберты с начатыми и брошенными рисунками; по углам были распиханы подрамники с неоконченными портретами; прямо на полу валялись обрывки бумаги, как если бы кто-то неистово рвал их в приступе раздражения. Художник взял один такой портрет, стоявший прислоненным к лежанке. С него сияла полная луна, и на фоне этой луны стояла полуобнаженная женщина. Лица у нее не было – сквозь него светило ночное солнце. От картины веяло безумием. К горлу подкатила тошнота. Художник отшвырнул портрет. Тот упал изображением вниз, зацепившись углом за сломанный колченогий стул. Раздался треск разорвавшегося холста. Держась за стену, художник добрался до окна. Здесь он вынужден был прикрыть глаза, ему казалось, что луна светит слишком ярко. В памяти всплыла театральная сцена, декорации которой подсвечивали специально, чтобы они четче выделялись на фоне темного занавеса. На крыше соседнего дома сидела, кошка как второй зритель на спектакле. Оставалось только дождаться последнего звонка. На улице, среди чересчур резких теней, появился человек. Он шел неторопливо, помахивая тростью. Так после удачного вечера возвращаются домой к сытному ужину и теплой постели. Человек остановился прямо напротив окна художника и посмотрел наверх, будто почувствовал пристальный взгляд, направленный на него. На его лицо упала тень. Если подумать, это могла быть тень от самой луны, круглой и яркой, как на рисунке художника, но у луны не могло быть тени, и тем более она не могла двигаться сама по себе. Тень превратилась в тонкую сеть, сотканную из светящихся нитей. Свет был фиолетовым, тусклым и каким-то нереальным, чужим в черно-белом ночном мире. Художник даже зажмурился на мгновение, надеясь, что когда он откроет глаза, картина вновь вернется в прежний законченный вид. Человек так и остался стоять с запрокинутой головой. Он распахнул глаза, открыл рот, но не издал ни звука. Вскинул руки в тщетной попытке защититься. Упавшая трость глухо стукнула о камни мостовой. Нити легко входили в его плоть, разрезая ее, как струна режет масло. Кровь множеством маленьких ручейков заструилась по лицу, а нити все дальше проникали в тело, пока человек не рухнул на землю кучей тряпья, мяса и костей. За все это время он не издал ни звука. Кричал художник, в ужасе обхватив голову руками, но не способный отвести взгляд от кошмарной картины. В лунном свете кровь казалась черной, а не красной. Она медленно растекалась бесформенной лужей. Улица шла немного под уклон, поэтому лужа постепенно вытягивалась в одну сторону, будто превращалась в ручей, собираясь стечь к рынку вниз. Обломки костей влажно блестели, резко контрастируя с темной тканью, бывшей когда-то костюмом. Еще одна тень преломилась и медленно начала принимать определенные очертания: две руки, две ноги, голова, увенчанная рогами и фигура, в два раза выше человеческой. Сеть вновь зашевелилась, приподнятая длинным когтем, ожила, замерцала алым, а потом вновь вернулась к мертвому фиолетовому сиянию. «Она снова готова к использованию», - равнодушно подумал художник. Он продолжал считать себя зрителем, пред которым играют пьесу, порожденную больным разумом. Страха больше не было. Не было и удивления. Ничего больше не было. Остались ощущения тела – дрожь от ночной прохлады, боль в добела сжатых на раме пальцах. Художник перегнулся через подоконник, желая не то заглянуть, не то действительно шагнуть за грань между миром и его оборотной стороной, которая – теперь он знал точно – не менее реальна. Новое движение темной фигуры заставило художника отпрянуть от окна. Еще один приступ тошноты прошел ознобом по спине, спазмом сжал горло, заставил упасть на колени. Художник прижался к стене и обнял себя за плечи. Он не знал, сколько просидел вот так, боясь пошевелиться, то погружаясь в дрему, то снова просыпаясь. Ему казалось, что над ним, на подоконнике сидит то ли кошка, то ли женщина. Иногда ему слышалось тихое урчание, иногда едва различимый смех, а лунная дорожка на дощатом полу медленно двигалась в сторону кровати. Художник бесцельно водил глазами по комнате, пока не встретился с чужим взглядом. У дальней стены стоял, прислоненный, почти готовый портрет одной из изображенных им женщин. Художник понял, откуда взялось чувство, что за ним наблюдают. Но все равно, на то, чтобы подняться, потребовалось все его мужество. Да и то сначала он отполз от окна, повернуться к которому спиной было выше его сил. Чтобы дойти до портрета, художнику предстояло пересечь комнату. Сейчас это крохотное расстояние казалось ему невероятно большим, никак не меньше, чем площадь Согласия. Он сделал шаг и почувствовал, что в него буквально впились десятки взглядов, художник так и шел, согнувшись, обнимая себя, и, когда, минула целая вечность, одним движением опрокинул картину на пол. Справиться с остальными – завернуть в тряпку, похожую на старую простыню – оказалось гораздо легче. Сам образ, который держал его так долго, теперь был ему невыносим, казался частью того же кошмара, который он видел сегодняшней ночью. Даже прикосновение к бумаге или холсту вызывало у него отвращение. Завязав свои работы в большой узел, художник вышел на улицу. Серое раннее утро встретило его безлюдными улицами и шорохом пока еще редких опавших листьев под ногами. Безумие, захватившее его весной, отпустило только осенью, навсегда вычеркнув прошедшее лето из жизни. В какой-то момент он понял, что потерял сверток с картинами, но даже не обернулся, стремясь уйти как можно дальше от того проклятого места, где он попался в ловушку, едва не сведшую его с ума. Иногда его кто-то окликал, но большинство равнодушно отводили глаза от высокого сутулого человека со светлыми волосами, припорошенными сединой, в мятой и грязной одежде. Видимо, считали его не более чем бродягой. Иногда он погружался в забытье, как совсем недавно в комнате, теряя связь с реальностью, и в один прекрасный момент осознал, что ушел далеко от города и стоит посреди грунтовой дороги, где-то в пригороде Парижа. День, только начинавшийся, когда он вышел из дома, подходил к концу. По правую руку от художника лежало поле, сплошь заросшее поздними осенними цветами, по левую шла узкая полоска земли, оканчивающаяся песчаным обрывом над изгибом реки. Под ним гнездились припозднившиеся из-за теплой погоды ласточки. Они резво рассекали воздух черными стрелами, хватая мошек на лету. Их свист тонким звоном отдавался в ушах. Теплый ветер мерно покачивал стебли трав. Небо уже наливалось холодной осенней синевой. Художник сделал несколько шагов по направлению к реке и остановился на самом краю. Неподалеку от противоположного берега в лодке клевал носом рыбак, знать не знающий ни о каких страхах, прячущихся в ночных тенях. Заходящее солнце приглушило цвета, сгладило очертания предметов. Художник затаил дыхание, словно впервые видел и реку, и поля за рекой, золотящиеся в закатном свете, даже рыбака, спящего в лодке. Да он и правда впервые видел действительную красоту мира. Не привычную, как раньше, с академической точностью, переносимую им на холст, а пронзительную, хрупкую, за полотном которой шевелятся тени без лиц и формы, ждущие, жаждущие. Художник опустился на траву, только сейчас осознав, как он устал и измотан долгой дорогой и длительными переживаниями. Он снял очки и спрятал лицо в ладонях. Когда он отнял руки, то увидел, что ладони влажные от слез. Солоноватые капли катились по его щекам легко и свободно. Впервые художник плакал, не от боли, а потому что не мог никак иначе найти выход эмоциям, переполнявшим его.
Учитывая все происходящее, в чем-то я несомненно должна быть гениальна.
Название: - Автор: missgreed Персонажи/пейринг: Клауд, Кросс Рейтинг: R, за лексику Жанр: общий Дисклеймер: все для Хошино Размер: драббл читать дальше Клауд стоит у самой баллюстрады, оперившись на перила, и Кросс, наблюдающий сзади от нечего делать, думает про себя, что фигура у генеральши выше всяких похвал. Пожалуй что он бы к ней подкатил, не сомневаясь, если бы не хлыст в не по-женски крепкой руке, холодный взгляд учительницы женской гимназии и не сопровождавшая ее везде компаньон-обезьяна. Впрочем, - решает он, в очередной раз огладив взглядом длинные ноги и приподнятые ягодицы, приятно круглящиеся под обтягивающим френчем, - есть вещи, которые искупают все. Он подхватывает бутылку и подходит к Клауд, и встает, облокотившись рядом. Генерал Клауд Найн задумчиво смотрит вниз. - Не следовало бы приличной женщине стоять так. Это возбуждает… неприличные мысли, - говорит Кросс неторопливо, растягивая слова, сам с удовольствием ощущая, как южноамериканский акцент превращает английскую речь в текущий мед. Однако Клауд не из тех, на кого могут подействовать сладкие речи. Все это время она делала вид, что его не замечает, а сейчас наконец чуточку поворачивает голову и усмехается: - Кросс, мы слишком давно вместе жрем это дерьмо, чтобы сейчас ты решил завязать пошленький романчик. Что такое? Ищешь, кто даст тебе по яйцам? - Мое сердце разбито, - вздыхает Кросс и роняет голову на грудь. – А ты холодная и жесткосердная женщина, - добавляет он секундой позже. Клауд хмыкает. - Такая вот сука. Ты пришел разнообразить свой лексикон или по делу? - Может, мне просто нравится с тобой общаться, дорогая! - Внезапно по прошествии столького времени? Клауд хмыкает еще более скептически, поворачивается к перилам спиной, опирается и неторопливо скрещивает длинные ноги. Кросс водит взглядом от высоких сапог до верха стройных бедер. Клауд складывает руки на груди, откидывает голову назад, смотрит насмешливо. Генерал встречается с ней взглядом. - Я тебе говорил, что у тебя прекрасная фигура? - Да. - Для твоих лет особенно. В прекрасной форме. - Да. Мне тоже нравится, - сухо говорит генеральша и кладет руку на рукоятку хлыста, точно невзначай. Кросс сладко улыбается. - Клауд, милая, сколько мы знакомы? Семь лет? Десять? Почему бы нам не выпить по рюмочке в честь встречи? - Почему бы тебе не пойти ко всем чертям, Мариан Кросс? Тот последний раз, когда я согласилась с тобой выпить, закончился для меня головной болью и синхронизацией с Чистой Силой. Не могу сказать, что я тебе благодарна. - Никто не говорит мне спасибо, - шутливо вздыхает Кросс. – Бесплатно творю добрые дела. - Ты сукин сын, Кросс. - Вот я и говорю, никто не благодарит… А ведь я спасаю мир. Как могу, конечно, и когда мне не мешают, - Кросс салютует Клауд бутылкой, запрокидывает голову и картинно льет вино себе в рот. Клауд фыркает и отводит глаза. - Тебе только в цирке выступать. - Тебе видней, моя дорогая. Но все же, что это мы стоим в коридоре? Сквозняки, големы, посторонние люди… Кстати, Комуи все еще строит своих коммуринов? Губ Клауд касается улыбка. Женщина встряхивает головой, но движение недостаточно резкое, чтобы отбросить челку со лба. Кросс на миг поджимает губы, видя открывшийся в этот момент край шрама. Он еще помнит ее по-настоящему красивой женщиной. Он не уверен, хочется ли ему знать, что она испытывает, глядя по утрам на себя в зеркало. Тут Клауд начинает говорить, прерывая его размышления, и Кросс отбрасывает ненужные мысли прочь, сосредоточившись на происходящем. - Кое-что никогда не меняется, - ее голос может быть приятным. Кросса не удивляет резкая перемена настроения, это означает всего лишь, что он прошел ее своеобразный тест. – Сумасшедший ученый. На самом деле, все мы тут сумасшедшие, ты же знаешь. - Что, неужели и я тоже? - Ты в первую очередь, - смеется Клауд и неожиданно протягивает руку. – Дай глотнуть. - Прямо из бутылки? – Кросс провожает взглядом движение глотка по длинной белой шее. - О. Ты настоящая женщина. - А ты редкий мудак, - Клауд отдает ему бутылку и выпрямляется. – Что ж, если ты серьезно, у меня есть пара свободных часов. Кросс немного удивлен, но обрадован. Радость светится в его глазах, чувствуется в крепком пожатии, когда он протягивает ей руку, а она принимает. - Ты все еще сердишься на меня за Бухарест? – спрашивает он тихо, когда они идут по коридору к ее комнате. К себе он даже не попробовал звать, знает, что бесполезно. Клауд не поворачивает головы, молчит в ответ. К Кроссу обращена та половина ее лица, что занавешена волосами. Кроссу хочется отвести прядь в сторону, покрыть поцелуями изуродованную щеку, показать, что это ничего не значит для того, кто умеет ценить женщину по-настоящему. Но он сдерживается. Не потому, что боится оскорбить или обидеть, а просто одной Аниты ему уже много. В его памяти много места, но большую часть занимают воспоминания о черноволосой азиатке, хрупкой женщине с несокрушимой силой духа. С Клауд «на один раз» не получится. Кросс чувствует себя пока не готовым. Может быть, позже. Он трет лоб свободной рукой, без необходимости поправляет воротник плаща. Клауд не обращает на него внимания, зато Лао Джумин с ее плеча внимательно смотрит, точно заметив нервозность. Кросс уже почти жалеет, что подошел к ней. Тем не менее, к тому времени, как они подходят к апартаментам Клауд, он совершенно приходит в себя. По-джентльменски открывает перед дамой дверь, и совершенно не по-джентльменски опускает ладонь на упругий зад переступающей порог дамы. Клауд оглядывается. Кросс готов к резкой отповеди, или даже пощечине, - Клауд не особенно сдержана в проявлениях страстей, - но на лице отражается лишь… понимание, наверное. Клауд спокойно убирает его руку и поднимает бровь. - Ты уверен, что тебе это нужно? Тогда бы ты точно пошел в другую дверь. Если все еще хочешь выпить, чокаясь не с зеркалом, добро пожаловать. Кросс оправляет кружевную манжету и улыбается, глядя на носки сапог. - Я же не мог не попробовать. - Считай, программу отработал. Теперь оставляй свое мудацкое «я» за дверью и заходи наконец. Четыре года… И вправду можно выпить. Расскажешь мне, как в очередной раз спас за это время мир, герой.
Учитывая все происходящее, в чем-то я несомненно должна быть гениальна.
Название: - Автор missgreed Персонажи/пейринг: Тикки/Линали Рейтинг: G Жанр: почти романтика Дисклеймер: все для Хошино Размер: драббл
читать дальшеОни стоят у стены, двое экзорцистов. Непривычно недвижимо смотреть на вчерашних врагов, странно вести переговоры вместо обмена ударами. Неправильно. Тревожит. Рука высокого молодого человека, рыжеволосого, с повязкой через правый глаз, лежит на бедре рядом с открытой кобурой. Девушка с виду не вооружена, но и она выглядит готовой ко всему. Суровыми кажутся темные, не по возрасту серьезные глаза. - Можно пригласить вас на танец? Линали вихрем поворачивается. Уж больно знаком голос, уж слишком сильно напоминает этот раз – тот, когда так же выскользнули из-за спины. Но тогда ее никто не спрашивал… Видя растерянность, злость, готовность дать отпор, Тикки Микк тихо смеется и разводит руки в стороны, демонстрируя пустые ладони. - У нас перемирие, помните, красавица? – Быстрый одобрительный взгляд снизу вверх, от которого Линали заливается краской гнева. Ной снова тихо смеется, заставляя Лави сдвинуть руку на рукоять Молота. – Один танец, прошу вас, и я мирно уйду в свой конец зала. Линали бросает на Лави нерешительный взгляд. Лави неотрывно смотрит на Тикки, и скулы у него на повзрослевшем за эти месяцы, заострившемся лице от злости почти белые. Тикки, напротив, смотрит на него со своей обычной насмешливой полуулыбкой. Полуопущенные веки придают ему немного сонный вид. Ни один не двигается с места, ни единым жестом не выдает своих намерений, и тем не менее кажется, что воздух между ними начинает искрить. Линали вскидывает голову. Делает шаг вперед, не желая, чтоб за нее сражались. Она сама может за себя постоять, если надо будет. Она защитник, не защищаемая. - Вы хотели мой танец, господин Микк? Он у вас есть! - Маркиз Микк, с вашего разрешения, - улыбается он, и это как будто в статую из оливкового дерева возвращается жизнь. Линали не оборачивается, но чувствует, что Лави смотрит ей в спину. Хорошо, что ей, а не Микку. Она обещала брату, что на балу ничего непоправимого не произойдет. Можно ли считать непоправимым смерть еще одного Ноя? Двух? Линали встает напротив Микка, автоматически наклоняет голову в ритуальном приветствии. Она надеется, что лицо ее не выдает ее мыслей. Ее ладонь ложится в ладонь большую и теплую, мужскую. На миг распахиваются глаза шире: у него нет мозолей. Раньше на подушечках в основании пальцев были жесткие мозоли, как от лопаты, мотыги или кирки, - он ведь был шахтером, этот Ной португальского происхождения. Брат говорил, что по рукам можно определить любого. Так вот, тогда это были руки простолюдина. А сейчас – аристократа. Линали вскидывает подбородок чуть выше, взглядывает на Тикки с внезапным опасением. После того, как Аллен проткнул его мечом, облик Микка изменился настолько разительно, что можно было принять его скорее за акума, чем за человека. Ученые Ордена предположили, что Меч Экзорцизма разрушил какие-то связи в его получеловеческом, полуноевском теле. Можно ли отнести Ноев к людям, специалисты спорят до сих пор. Возможно, Тикки стал чем-то вроде Роад – призраком самого себя. Их способности и раньше были в чем-то похожи. Теперь же, особенно после просмотра записей с последней схватки, ученые признавали их почти идентичными – он голыми руками парировал удары Фоу. - Вы о чем-то думаете, - мягко упрекает бархатный голос, вкрадчиво проникая в ее мысли. Его звучание приятно для слуха, и Линали снова почти краснеет. Скорее от гнева, чем от смущения, что задумалась во время танца: как он смеет заговаривать с ней! После того, как убил столько ее друзей! Однако вслух говорить то, что на языке вертится, Линали не говорит. Вместо этого еще выше вскидывает голову и резче, чем требуется, отбивает каблуками ритм. Черные Сапоги, разумеется, на ней, и это отличный намек – Ной стреляет взглядом вниз, медленно поднимает взгляд. Лицо его непроницаемо, но Линали надеется, что он обдумывает невысказанную угрозу, а не просто пялится на ее ноги. - Мы ведь вам не враги, - говорит неожиданно Микк, и Линали даже с такта сбивается. Игнорируя музыку, она поворачивается к нему лицом, сердито вырывает руку. Но прежде чем успевает что-то сказать, он склоняется в низком поклоне, плавно отводя руку в сторону, будто подметая пол перьями на невидимой шляпе. Это красиво, и Линали на миг теряет нить своих рассуждений, а Микк выпрямляется, протягивает ей руку, и она машинально берет ее. А потом уже вырвать не получается, он крепко держит, не собираясь отпускать, ведя в такт музыке. Осознание, что физически он настолько сильнее ее, обдает холодом, это почти паника, и Линали в секунде оттого, чтобы не синхронизироваться со своей невинностью. Ной, очевидно, чувствует, и предостерегающе сжимает ей ладонь. – Прекратите, - сердито шепчет он, и Линали с невольным удовлетворением замечает, что от бархатистости и следа не осталось. – Мы на людях, неужели вы думаете, что целью было развязать драку? По правде, Линали так и думает. И Лави тоже, она видит краем глаза, что молодой Историк напряжен как струна, а кобура уже пуста, видимо, Молот лежит в руке, скрытый непривычно опущенным низко на запястья рукавом. С другой стороны колонны шире обычного улыбается Крори, Миранда не убирает руки со своих часов, Тимоти за ее спиной трогает камень во лбу, глядит на братьев Джасдеби внимательно. Несмотря ни на какое перемирие экзорцисты не расслабляются ни на минуту, и сердце Линали заполняет гордостью и чем-то похожим на злорадство. Еле слышное ругательство Тикки ласкает ее слух, как ни один из комплиментов. - Неужели вам не приходило в голову, что вы мне просто нравитесь? – говорит он быстро и с чем-то вроде отчаяния. Во всяком случае, Линали было бы приятно расслышать именно эти нотки. - Нет, - быстро отвечает она. Это правда. Враг есть враг, как бы очаровательно он ни выглядел. Акума быстро отучают смотреть на внешность. - Зря, - о ками, неужели он действительно расстроен? Неважно. Линали шипит, дергается в его хватке. Нет, пожалуй тело все то же, ворочавшее камни в шахте. - Пустите мою руку! - Но музыка еще не закончилась. - Неважно! Пустите сейчас же, или… - Ну или что? Нарушите перемирие? Ваш брат бы не одобрил! - Мой брат вас не касается, - дикой кошкой фыркает Линали и после очередного пируэта все же освобождается. На всякий случай тут же отступает еще на шаг и с долей злорадства добавляет: - Если только он услышит, что вы ко мне… приставали, он на кусочки вас разорвет! Там регенерируйте сколько хотите. Лицо у Тикки вытягивается. У него вообще на редкость выразительное лицо, но Линали гордо этого не замечает. Вообще-то она может уже развернуться и уйти к своим, но пока стоит и ждет, что он ответит. Тикки же, кажется, не знает, что сказать. Выждав, Линали независимо убирает прядь волос за ухо и поворачивается спиной. На сей раз в спину ей смотрит Ной, и этот взгляд, почему-то, доставляет удовольствие. Но Линали даже не собирается оборачиваться, она доходит до Лави и встает рядом, и даже под руку его берет – левую, не ту, в которой зажат пока еще маленький и нестрашный Молот. - Мы уже думали, что придется тебя силой освобождать, - тихо говорит Лави, почти не шевеля губами. – Что он тебе говорил? - Так, пустяки, - Тикки тоже ушел на свою половину зала, но Линали по-прежнему чувствует на себе его взгляд. – Невоспитанный мужлан. – Она прижимается к Историку немного сильнее. Лави удивленно хмыкает, но деликатно не комментирует ее такое необычное поведение, незаметно убирая Молот в кобуру. Линали висит у него на локте, сдерживает улыбку и думает, что заключить перемирие, возможно, было не такой уж плохой идеей.
Название: Желание Ноя Пейринг/Персонажи: Шерил Камелот, Тики Микк, Роад Камелот Категория: джен Жанр: повседневность Рейтинг: G Краткое содержание: Один из вечеров, который Тикки проводит в доме брата. Примечание: 1. Предканон 2. Шерил Камелот авторским произволом назначен англичанином.
читать дальшеШерил был уверен, что не существовало ни одного напитка, который бы сочетался с сигарой так, как коньяк Реми Мартен. Этот коньячный дом существовал более века и считался одним из лучших во Франции. Но не только вкус и качество напитка привлекали Шерила. Семья Мартен была равно одарена винодельческим талантом и завидным политическим чутьем, позволившим ей процветать даже в период череды французских революций. Шерил умел ценить чужой ум и выдержку, поэтому отдавал должное как людям, так и напитку. В его аромате отчетливо улавливался запах табака, жасмина и шафрана. Яркий, теплый вкус чувствовался достаточно долго, чтобы по достоинству оценить букет и вдохнуть дым сигары. Огненно-красный цвет напитка вбирал в себя искры каминного огня и желтое сияние настольной лампы, почти такое же, как у глаз Шерила, когда он смотрел на своего гостя. Разливая коньяк в бокалы, Шерил всерьез размышлял о целесообразности тратить благородный напиток на того, кто не оценит ни одной из нот сложной симфонии. Но не доставать же, в самом деле, бутылку джина специально для Тикки. Или что он там пьет? Шерил предпочитал не интересоваться подробностями жизни новоявленного брата. А тот сидел в кресле неестественно прямо, словно все еще находился за столом в гостиной. Сам же Шерил откинулся на спинку кресла, легонько взболтал коньяк, вдохнул и поднял глаза. Тикки повторил его движения, зеркально отразив положение в кресле. Шерил коротко кивнул, выражая одобрение. Он подозревал, что его молчание действует брату на нервы, но заговаривать пока не собирался. У португальского аристократа должен быть горячий темперамент и стальные нервы. На первое он повлиять никак не мог, а вот второе мог помочь приобрести, даже если для этого придется вытянуть живые тяжи и заменить их на металлическую проволоку. Ближе к краю маленького столика стояли две простые низенькие шкатулки. Шерил не любил излишества, считая, что истинная драгоценность не нуждается в нарочитой пышности. На красном дереве скромно выделялась золотая надпись Por Larranaga. Тот, кто был сведущ в изысканных удовольствиях, несомненно оценил бы способ подачи одних из самых дорогих сигар. С тех пор, как Испания утратила монополию на табак с Кубы, на острове началось массовое производство сигар на любой вкус и достаток. Шерил считал такое разнообразие благом. Он курил редко, только в компании за рюмкой коньяка или бреди, или с чашечкой кофе. Кофе он выбирал не менее придирчиво, чем сигары и коньяк. Министр Британской Империи должен иметь лучшее со всего света. Тем более, что его страна владеет половиной этого света. И вот сейчас он пытался познакомить Тикки хотя бы с частью роскоши, доступной британским лордам. Если верить словам Графа, то перед ним сидит Удовольствие Ноя. Он должен, обязан понять. Шерил прищурился, даже подался немного вперед, вглядываясь в лицо брата, когда тот поднял бокал. Тикки выпил коньяк залпом, на его лице отразилось недоумение, вызванное, очевидно, слишком явно выраженным ожиданием на лице Шерила. Чуда не произошло. Любого можно одеть во фрак, нацепить на голову цилиндр и дать в руки трость, но это не сделает из шахтера маркиза. Шерил уповал на проснувшуюся кровь Ноя, но, как видно, напрасно. - Я уже говорил, - тихо, даже с какой-то нежностью произнес Шерил. Когда он говорил так со своими собаками, те прижимали уши и припадали на животы, отчаянно и визгливо поскуливая от страха. Тикки собакой не был, но уже в достаточной степени изучил интонации брата, поэтому его глаза вспыхнули желтым - непроизвольная реакция на опасность. Но он быстро справился с собой, понимая, что не стоит обострять ситуацию. Теперь он выглядел растерянным, не понимая своей ошибки. Шерил знал, что тот просто забыл правила обращения с крепкими дорогими напитками. - Сначала маленький глоток. На твоем лице должна быть задумчивость, потом удовлетворение, словно ты что-то понимаешь в коньяке. Потом второй глоток, можно уже больше, - раздраженно повторил Шерил свои слова месячной давности. - Хорошо, я запомню. Буду делать вид, что понимаю что-то в коньяке, - пообещал Тикки, примирительно улыбаясь, склонив голову к плечу. Похоже, он не видел причин сильно переживать - не первая и не последняя его ошибка на сегодня. Шерил только зубами скрипнул, провел рукой по лбу, с удивлением понимая, что начали проступать стигматы. Он отдавал себе отчет, что пробуждало кровь Ноя, но старательно гнал от себя это ощущение. - Бери сигару, - постарался он переключить внимание. Открыл крохотную задвижку на длинном ящике. Внутри оказались толстые ровные сигары, слегка лоснящиеся от маслянистого покрытия . Во втором, покороче, лежали посеребренные ножницы с широкими кольцами, украшенными тонким растительным узором, скругленными лезвиями и выемкой посередине. Рядом лежал коробок спичек. Тикки уверенно потянулся за сигарой, взял спички и замер, выронил коробок из внезапно разжавшихся пальцев. Бросил быстрый взгляд на Шерила. Выпрямлялся он медленно, как через силу, пытаясь сопротивляться чужому контролю над телом. Все пытаются сопротивляться - думал в этот момент Шерил - даже если чувствуют его не впервые. Даже последний трус и приспособленец начинает стремиться на волю. Это что-то заложенное в самой природе человека, что-то из темных звериных глубин заставляет рваться с поводка. Возможно, люди как и звери чувствуют прикосновение смерти. Но всякий раз из сопротивление напрасно. Они только сильнее запутываются в стропах, и в конце концов, затихают, поломав себя. Граф категорически запрещал членам семьи использовать свои способности друг на друге, но ровно до тех пор, пока Шерил не убедил его, что Тикки необучаем, зато у него, как и у любого другого работника физического труда прекрасная мышечная память. Его тело схватывало все быстрее, чем мозг. И тогда Граф дал разрешение действовать по своему усмотрению, но заставил пообещать, что он не причинит вреда "малышу Тикки". Вреда Шерил не причинял, но даже если бы позволил себе большее воздействие, чем обещал Графу, это осталось бы между ними. И Шерил предпочел бы об этом не знать. Способности Ноя - слишком большое искушение, а собственные желания - это не то, чему он мог противостоять долго, тем более если за их исполнение не придется отвечать. Когда рука Тикки против его воли потянулась к ножницам, он сдался, позволив брату управлять собой. Лезвия были заточены до бритвенной остроты, и любое случайное прикосновение оставило бы глубокий порез. - Если ты каждый раз будешь так дергаться в обществе - это будет выглядеть странно, - произнес Шерил, заставив брата отрезать кончик сигары и прикурить ее от наполовину прогоревшей спички. Когда Тикки перестал сопротивляться, его движения приобрели легкость и грацию настоящего лондонского денди. - Ты хоть предупреждай, - проговорил Тикки, после того, как Шерил отпустил его и взял сигару для себя. Все то время, пока находился под контролем, он не проронил ни слова, хотя голосовые связки ему подчинялись. - Как ты себе это представляешь? - холодно спросил Шерил - Если ты завтра начнешь сбиваться в танце, а ты начнешь, ноги твоей дамы могут серьезно пострадать, прежде чем я докричусь до тебя через музыку. Тикки пожал плечами и стряхнул пепел в хрустальную пепельницу на золотых ножках в виде львиных лап. Миниатюрные львиные головы держали ее по бокам. Удостоверившись, что брат не будет отвечать на поставленный вопрос, Шерил продолжил. - Теперь о приеме. Дождешься меня у Графа. Я прослежу, чтобы форма одежды была подобающей. Вот здесь, - Шерил вытащил из кармана сюртука вдвое сложенный лист бумаги, - имена дам, которым ты будешь представлен. Графиня Кеппел будет сидеть с тобой за одним столиком. Первый танец танцуешь с ней. Заговорив о танцах, Шерил достал из другого кармана бальную книжечку, взятую у Трисии. У нее их было несколько – настоящие произведения искусства. Та, которую он сейчас собирался отдать Тикки, не подходила к ее новому платью по цвету, поэтому была благополучно заброшена в дальний угол. Вместо нее была заказана новая с таким же золотым окладом из листьев и птиц, в нижней части складывающиеся в анаграмму буквы «Т», но уже из выкрашенной в алый цвет замши. И вместо нежных жемчужных лилий на обложке сверкали маленькие рубиновые розы с листьями из африканских изумрудов. Шерил взвесил на ладони агенду жены, с нежностью провел большим пальцев по немного вытершейся бархатистой ткани и передал ее Тикки. - Этого никто не должен видеть, - сразу же предупредил он. – Я записал для тебя порядок танцев, а также имена дам, которых ты пригласишь. Имя стоит напротив танца, - уточнил он, и Тикки недовольно поморщился, уязвленный такой низкой оценкой его умственных способностей. – Открой и прочитай вслух, - велел Шерил. Тикки повертел книжечку в руках, рассматривая тонкую работу ювелира, прищелкнул языкам. - Ей убить можно, - констатировал он, взвесив ее на ладони, но, поймав недовольный взгляд брата, вздохнул и начал зачитывать, растягивая слова –Первый Grand March, я веду на него графиню Кеппел. Кстати, как ее зовут? Она хотя бы хорошенькая? - Амалия, но даже не вздумай назвать ее по имени. Это оскорбительно, - предупредил его Шерил. - Indian Queen, на нее записана леди Шеллот, - продолжил Тикки – The duke of Kent's waltz. Я не понял. – он оторвал взгляд от страницы. – это вальс или нет? - Нет, Тикки, это контраданс, но тебе подобные тонкости знать ни к чему. - Почему у меня на «Lo Sberleffo» никто не записан? - Потому что ты не танцуешь мазурку, - терпеливо пояснил Шерил – Не задавай лишних вопросов. - А не лишний можно? – ухмыльнулся Тикки, с него тут же слетел весь приобретенный светский лоск – Мне эту Кеппел в койке так графиней и называть? Шерил удивленно вскинул брови. - Обычно ты сажаешь со мной за стол тех, кого я должен трахнуть, - охотно пояснил Тикки. - Вот ты о чем. - Шерил издал сухой смешок. – В этот раз обойдешься меньшими жертвами. У графини Кеппел есть племянник, ее единственный наследник и блестящий офицер Британской армии. Он заслуживает некоторого поощрения за свою службу. - Британии или Графу? - поинтересовался Тикки. - Тебя это уже не касается, - отрезал Шерил. - Ладно, ладно, я понял, - Тикки помахал рукой с зажженной сигарой и вновь одним движением опрокинул бокал. В этот раз Шерил не стал ему препятствовать. Просто подлил им обоим коньяк. - Что у нее болит? Сердце, печень, голова? От чего должна скончаться эта леди? - Сердце. Ты знаешь, где расположено сердце? – уточнил Шерил на всякий случай. Тикки скользнул взглядом по его лицу, опустил ниже, на грудь, и тут же резко откинулся на спинку кресла, зажженная сигара упала на ковер, рассыпав ворох искр. Его голова оказалась неестественно задранной вверх. - В следующий раз попроси у меня анатомический атлас, - предупредил Шерил. - Ты заебал уже, - хрипло произнес Тикки, с трудом проталкивая слова через горло. - Настоящий джентльмен не ругается, как шахтер, - голос Шерила был тих, спокоен и снова ласков. Тикки дернулся, но его плечи и затылок оставались плотно прижаты к деревянному навершию кресла. В полумраке комнаты серое лицо Шерила было почти невозможно рассмотреть, только желтые глаза, светились в темноте. Кожа Тикки тоже посерела, но стигматов не было видно из-за влажных волос, налипших на лоб. Его взгляд был устремлен в потолок, хотя он и пытался скосить глаза, чтобы посмотреть на брата. В комнате стало удушающе тихо. Слышалось только тяжелое дыхание Тикки, изо всех сил сопротивляющегося выкручивающей суставы силе, изгибающей и ломающей тело. Шерил в этот раз настолько близко подошел к черте, за которой "неприятно" становится болью, что еще одно совсем крохотное усилие, и он пересечет ее. Покалывание в кончиках пальцев усиливалось, посылая легкую дрожь от запястья до локтя - сдерживать Ноя нелегко. Шерил не так давно понял истинный смысл запрета Графа. Страх и боль, которые испытывают люди, по сравнению с теми же чувствами Ноя - это как кислое деревенское вино и старый коньяк. Попробовав однажды второе, никогда больше не удовлетворишься первым. Шерил облизал губы, почти физически ощущая сладость на языке, он уже почти слышал стон, вырвавшийся вместе с коротким выдохом. - Подавишься, - сдавленный хрип вырвал Шерила из состояния эйфории. Дрожь в руках поднялась до самых плеч. Ему оставалось ломать или отпускать. Он выбрал второе. Тикки упал обратно в кресло, одной рукой вцепившись в мягкую подушечку на подлокотнике. Шерил открыл бутылку и налил коньяк в оба бокала, больше, чем того требовали приличия. Братья молчали. В таком же молчании они вышли в коридор, когда дворецкий сообщил, что прибыл экипаж за маркизом.
*** Уже поздно вечером дверь в кабинет Шерила приоткрылась, и на пороге появилась Роад в длинной ночной рубашке. У нее в руках была тряпичная кукла, которую она держала за ногу. Прошлепав босыми ногами по деревянному полу, она забралась отцу на колени. - Ты почему до сих пор не спишь? - возмутился Шерил. - Я не хочу сейчас играть, - серьезно произнесла Роад. Она взяла его лицо в ладони. - Желание Ноя. Да? Даже Шерила иногда брала жуть, когда она начинала так говорить. У нее было тело ребенка, а глаза взрослой женщины, гораздо старше его самого. Старухи. В такие моменты он забывал, что играет роль ее отца, а она его дочь. Ему казалось, что это она его мать, и касается сейчас прохладными ладонями разгоряченного лица, гладит по голове, успокаивает. Он кивнул в ответ на ее вопрос. - Тогда почему ты идешь против своей природы? Никто ведь не узнает, - вкрадчивый шепот Роад отзывался холодком по спине. - Граф, - возразил Шерил. - Что Граф? - тихонько рассмеялась она. - Граф взял с тебя слово не вредить нашему малышу. Как ты думаешь, ты сможешь навредить Ною? Или у тебя где-то припрятана Чистая Сила? - Роад хитро подмигнула ему и коснулась губами его лба, - Пойдем, папочка, почитаешь мне на ночь, а то Эмма уже спит и видит во сне твоего секретаря, а я хочу детскую сказку, а не секс на сеновале. Шерил подхватил дочь на руки. - Полы холодные, - ворчливо сказал он - Сколько можно повторять, чтобы ты надевала тапочки? Огонь в кабинете погас, на столе осталась пустая бутылка, и дотлевала последняя сигара.
Better to be hated, than loved, loved, loved for what you're not
Название: Мы сидели и курили Автор: Gretchen_Ross Бета? Кто такая бета? А что это за девочка, а где она живет, а вдруг она не курит, а вдруг она не пьет, ну а мы с такими фиками возьмем да и припремся к бете? Форма: драббл Персонажи: искатели и Ко Жанр: трагифарс Рейтинг: G Краткое содержание: Обычный день из жизни Черного Ордена глазами обычных укуренных искателей. Примечание: Большое спасибо Зайцу Бо, который помог мне выбрать песню!
читать дальшеМы сидели и курили. И тут мимо нас проскакал Комурин. Просто так проскакал. Обычно когда Комурин так скачет, то он не просто так скачет, а за кем-то скачет. А тут – взял и просто так проскакал. Я на него во все глаза вытаращился, чуть бычок не проглотил, а вот Джиму – хоть бы хны. Сидит себе, дымок выдувает. Ну, а я чё? Бычок выплюнул и новую прикурил. И тут мимо опять проскакал. На этот раз не Комурин, слава Комуи, а Лави. Я так и сел. То есть я и так сидел, но тут уж совсем сел. Обычно как? Сначала Лави, потом Комурин. А тут – сначала Комурин, а потом Лави. За каким Графом, спрашивается, Лави сдался Комурин? Джим только плечами пожал, мол, фигня война, главное маневры, и окурок о перила погасил. На перилах мы сидели. Я тоже о перила окурок погасил, закурили по новой. И тут – визг! Аж на весь этаж. Я чуть в колодец внутренний не кувырнулся, да Джим вовремя за шиворот поймал. И говорит еще: «Сиди, без тебя разберутся, двое с Комурином дерутся, третий не лезь». Ну, а я чё? Я сижу. Курю. И думаю: а чего это Джим решил, что с Комурином двое дерутся? Мимо нас за Комурином только Лави проскакал. И тут – опять визг. И грохот. И визг. И мат-перемат. Китайско-японский. Оказывается, прав был Джим – точно двое. И тут они все обратно пошли. Я как их всех увидел, прям сигарету изо рта выронил, так челюсть отвисла. Первым, значит, Лави идет, с Линали под руку. Понятно теперь, кто визжал-то. Ну, правда, это и так понятно было: не будет же Лави фальцетом визжать, мужик все-таки. Идет, значит, Лави с Линали, по спине ее похлопывает, успокаивает, а за ними – Канда. Стриженный. Ежиком. Мугеном помахивает. И как зыркнет в нашу сторону, а Джим ему: - Сидим, курим. – И дымок выпустил. Они прошли все втроем, а мы охолонули, переглянулись, и по новой закурили. Сидели себе, курили – и тут, получаса, не прошло как они, опять втроем, снова мимо нас топают. Подтянутые такие, все из себя в новой форме с иголочки, Линали спокойная, Канда стриженный, что-то про ноев между собой перетирают, а еще вроде про Ковчег и Португалию. А с ними – Дэнни. Прошел мимо нас и рукой на прощанье махнул. Я хотел было догнать и сигарет ему предложить, мало ли, вдруг миссия последней окажется, а человек даже без курева пошел, да не успел. Не бегать же за ним теперь, и Канда там близко. А мы с Джимом все сидели и курили. Начинался новый день.
Название: Книжник Пейринг/Персонажи: Книжник Категория: джен Жанр: виньетка Рейтинг: G Краткое содержание: Курс кройки и шитья от Книжника.
читать дальшеПопытки переписать историю никогда ни к чему хорошему не приводят. Факты подтасовываются, понятия подменяются, люди исчезают без следа. Через несколько десятилетий все запутывается настолько, что уже не понять, было ли что-то на самом деле, и если было, то что. Человеческая память похожа на драное одеяло: часть кусков вырвана, часть пришита с покрывала, а часть просто грубо стянута нитками. В итоге ни укрыться не получается, ни кровать застелить. В общем, бесполезной вещью становится. Особенно забавно слышать заново перекроенную версию от тех, кто своими глазами видел события. И верят ведь, верят в то, что говорят! Поэтому очевидцев надо расспрашивать не позже, чем через пять-десять лет, и выбирать их придирчивее, чем рыбу на обед. А уж следить за событиями по статьям в газетах – это же стыда перед лицом истории не оберешься. Там ее переписывать начинают, не дождавшись окончания. Лучше, конечно, самому на все посмотреть, но время – такая штука, никогда не успеваешь за ним. Пока смотришь, как воюют в Африке, в Вене уже союз заключили. Да и здесь то же самое. Пока ждал очередного шага от Графа, Ватикан уже подсуетился, натворил дел и концы в воду спрятал. И выдает тебе красивую, причесанную версию, из которой нитки торчат и часть клетчатого пледа с кресла Папы. Пока разберешься, где тут правда, а где ватиканские фантазии, всю голову сломаешь. Перед кем стыдятся? Перед Историей? Так она и без того все знает, все видела, а они в тайны играют, папочки особые заводят, к которым простым смертным доступа нет. Но мы же не простые смертные, правда? Да и папочки нам эти не нужны, если у одного полувековой опыт реставрации одеял есть, а у второго язык метет как помело, выметая из углов все, что так старательно в них прятали. Когда историю перекраивают, обрезки все равно падают на пол и совсем некстати теряются. А находятся теми, кто знает, как искать.
Название: Добрый путь Автор: Грач такой чёрный Бета: Амариллис Л Форма: мини Пейринг/Персонажи: Матрон, Аллен/Линали Категория: джен, гет Жанр: драма Рейтинг: от G до PG-13 Краткое содержание: Небольшая история про медсестру и двух влюблённых детей. Казалось бы, при чём тут война?.. Примечание: 1) постканон 2) Текст был написан для Фандомной Битвы.
читать дальше-Что за ночь, Господи… - протянула Матрон тоскливым голосом. Её голова гудела, точно развороченный улей, а седые волосы выбились из-под косынки. Выйдя в коридор, она первым делом стянула перчатки; резина скрипела, цепляясь за кожу рук. Сегодня после полуночи в лазарет доставили шестеро новеньких, - замотанные в окровавленные тряпки искатели, совсем ещё мальчишки, корчились в носилках наподобие дождевых червей. Пока врач зашивал первому жуткого вида рану на груди, Матрон уже хлопотала над следующим: срезала, слой за слоем, чёрную кожу с ожогов. Третий, воющий и скорченный, закрывал лицо руками, будто ребёнок, - медсёстрам стоило больших усилий обработать спиртом багровые лоскутки, свисавшие с его щёк. Испытывая жалость и бормоча слова утешения, Матрон и подумать не могла о том, чтобы присесть или отдохнуть. Уже ближе к рассвету, когда глаза стали сухими, а руки налились тяжестью, она стояла над кроватью искателя, которому повезло меньше всех. Масляная лампа в её руках почти догорела. В коридоре же пахло свежестью и легким осенним морозом. Ранее утро, тишина, сквозь высоченные витражи медленно сочился холодный свет, серебря плёнку инея на стёклах, - Матрон прикрыла глаза, и гудящая тяжесть в голове утихла на миг. Внезапно со стороны восточного крыла донеслись звучные шаги. Эхо их, отражаясь от стен, перекатывалось щелчками. Матрон, выпучив глаза, боязливо обернулась к тёмному провалу - правую руку она невольно положила на грудь, поближе к сердцу, - и, лишь распознав раннего гостя, вздохнула с облегчением. -Доброе утро, Аллен, - степенно кивнула она, когда мужчина приблизился к ней на достаточное расстояние. Высокий и широкоплечий, с белой, обветренной кожей на угрюмом лице, он прошёл мимо, не сбавляя шага. Лишь бесконечная внимательность, вошедшая в привычку, позволила Матрон разглядеть вытянувшиеся в короткой улыбке губы да ответный кивок. Матрон помнила, что когда-то давно Аллен был куда более дружелюбным. Он улыбался широко, отвечая на вопросы и задавая их сам, - восторженный мальчишка с охапкой седых волос. «Не его вина в том, что он изменился после всего, выпавшего на нашу долю», - думала она. -Простите. Матрон вздрогнула. Мягкий, плавный голос прошелестел совсем рядом – это Линали, появившаяся будто бы из ниоткуда, терпеливо и вопросительно смотрела на Матрон. Глаза у экзорцистки совсем взрослые, грустные, да и сама она будто травинка - худая, с волосами, аккуратно обрезанными по плечи, она укуталась потеплее в вязаную шаль и торопливо продолжила: –Простите нас, просто мы очень спешим. Миссия, вы же понимаете… Её тихий голос, маленькое печальное лицо и поникшие плечи - всё это вызывало в Матрон щемящую, нестерпимую нежность. Она помнила Ли ещё маленькой, сидящей на скамье в лазарете и отдирающей старый бинт от присохшей ранки на колене. Сосредоточенное лицо, ни грамма слёз, девчачья юбка в складку и бантики в волосах, - в тот момент Матрон, будучи женщиной одинокой, бездетной, позволила себе слабость полюбить её, словно дочь. -Ничего, дорогая, - поспешно качнула головой Матрон. – Я и сама тут задержалась. Пора бы уже ребят осмотреть… Линали ушла. Медсестра, смотря ей вслед, привычно отметила то, насколько сильно изменилась её девочка: повзрослев, Ли сменила шорты и кружева на длинную серую юбку, а погибшего брата - на Аллена. Следуя за ним всюду, извечно послушная и мягкая, Линали частенько сцепляла руки в замок, разглядывая издали широкую спину седого мужчины. «Неужто выбрала наконец? - думала иногда Матрон, наблюдая за ней со стороны. – По крайней мере, Уолкер живуч. С ним ей будет спокойно». -Подожди, - произнёс Аллен слишком громко. Матрон, подслеповато щуря глаза, увидела, как он остановился в конце коридора и обернулся к Линали, только-только догнавшей его. Некоторое время они говорили о чём-то, и лицо Уолкера смягчилось: улыбаясь тепло, он принял из рук женщины тяжёлую дорожную сумку. Точно такая же болталась у него на плече. -В добрый путь, - сказала Матрон тихо, словно самой себе, когда экзорцисты скрылись за углом, и вздохнула. Аллену и Линали давным-давно перевалило за двадцать, а она всё никак не желала привыкнуть, не могла не подумать о них украдкой: «Мои славные, бедные дети». Как же жалко бывало порой их, таких взрослых и неловких, безмолвно оберегающих друг друга и не знающих более верного, чем таскание сумок и помощь в битве, способа выразить свою любовь. Матрон чувствовала, как щиплет глаза. Скольких экзорцистов она провожала в дальний путь, вот так вот, смотря издали и держа руку на сердце, - уже не сосчитать.
Автор: Хайбана Дисклеймер:Все права на D. Gray-man принадлежат Хошино Кацуре Пейринг/Персонажи: Мария Тип: джен Рейтинг: G Размещение: с разрешения автора
Автор: Хайбана Дисклеймер:Все права на D. Gray-man принадлежат Хошино Кацуре Пейринг/Персонажи: Мария Тип: джен Рейтинг: G Размещение: с разрешения автора
Название: Занимательная арифметика Автор: Амариллис Л Пейринг/Персонажи: Клауд Найн, упоминаются остальные генералы Категория: джен Жанр: виньетка Рейтинг: G
читать дальшеСредний срок жизни экзорциста на войне составляет шесть лет, если для его определения использовать примитивный математический расчет: найти среднее арифметическое значение. Неплохая, в общем-то, картина получается. Правда, выживаемость составляет один к десяти. Под выживаемостью Клауд понимала попадание в «дамки», то есть генералы. Картинка уже не такая радужная, конечно. Рано или поздно экзорцист либо умирает, и его хоронят с почетом, либо становится генералом, и его хоронят немного позже с еще большим почетом. Клауд легко жонглировала цифрами, из праздного любопытства высчитывая отпущенное им всем время. Тех, с кем она начинала свою войну, осталось четверо, и все «в дамках», что отлично укладывалось в ее теорию. По расчетам, первым должен был уйти Йегар. Он уже носил золотую звезду, когда она получила серебряную. Следующим на очереди стоял Кросс. Этот ублюдок с поразительной легкостью и быстротой получал, что хотел. В нагрузку к званию ему достался второй номер. Клауд могла засчитать два попадания из двух. Насчет того, кто будет третьим, она сомневалась. Тидолл и Сокаро появились в Ордене после Кросса примерно в одно время, но мексиканец очень быстро занял место, которое счел достойным себя. Клауд поставила бы на него. Логика подсказывала ей, что при прочих равных условиях полусумасшедший Сокаро должен нарваться раньше осмотрительного Тидолла. То, что она будет последней, Клауд знала с самого начала и без всякой математики. Никто из них не дал бы ей опередить себя.
Better to be hated, than loved, loved, loved for what you're not
Название: Кулинарные подвиги Автор: Gretchen_Ross Бета: команда Fandom D.Gray Man Пейринг/Персонажи: Линк, Тевак, Аллен, Мадарао, Токуса Категория: джен Жанр: юмор Рейтинг: от G до PG-13 Краткое содержание: Инспектор Линк намерен во что бы то ни стало покорить сердце Тэвак и использует для этого свою самую сильную сторону: кулинарный талант.
926 слов читать дальше- Торт Захер, - объявил Линк, ставя на стол фарфоровую тарелочку с изящной окантовкой из виноградных листьев. Ни один мускул не дрогнул на лице Тэвак, которой был посвящен этот кулинарный шедевр. Несколько секунд она без улыбки изучала шоколадную глазурь, покрывавшую шоколадную же начинку, а затем подняла глаза на Линка. Это явно было приглашение к действию. - Этот торт впервые был создан юным венцем Францем Захером для званного ужина, который устраивал князь Меттерних. К сожалению, гости не оценили изумительного десерта, и настоящая слава пришла к Захеру лишь несколько лет спустя, - сообщил Линк. – С тех пор рецепт торта строго засекречен: он имеется только у семьи Захер, инспектора Рувелье и меня. - Очень познавательно, - вымученно улыбнулась Тэвак и отломила ложечкой крохотный кусочек, который подвергся тщательному обследованию. Тоскливо вздохнув, она наконец отправила ложку в рот и проглотила, невольно скривившись так, будто Линк подсунул ей хину. – Прошу меня простить, брат и Токуса ждут меня на тренировку. После ее ухода Линк внимательно осмотрел торт и даже попробовал на вкус. На его взгляд, десерт получился безупречным, но, возможно, он не объективен к своим трудам? Тем же вечером торт Захер был целиком скормлен Аллену Уокеру. Экзорцист с чавканьем уплетал один кусок за другим, энергично в ответ кивая на бесконечные вопросы Линка: «Ну как, вкусно?» - Ох, хорошо! – выдохнул он, когда еда закончилась и облизнул измазанные шоколадом губы. – Ох, хорошо… Линк, это было прекрасно! Похвала немного залечила душевные раны Линка. Он вновь обрел веру в себя и через два дня представил на суд Тэвак новый десерт. - Саварен! – Линк поставил перед ней блюдо с выпечкой и, дав время насладиться его элегантной формой, отрезал небольшой кусок. – Известный французский шоколадный кекс, пропитанный ромом. Назван в честь Жана Ансельма Брийя-Саварена. - Правда? – сказала Тэвак, с самым несчастным видом подпирая голову ладонью. Линк почувствовал, что в его сердце всадили нож. - Попробуйте со взбитыми сливками, - предложил он. - Да-да, конечно… - Тэвак решительно взяла кекс, но, поднеся ко рту, заколебалась. Несколько раз она открывала рот, но саварен словно был заговорен. Наконец, не выдержав, она быстро положила кусок обратно на тарелку. – Да, пахнет изумительно… Но я только что плотно поела, и поэтому… Прошу меня извинить. Она поспешно вышла из комнаты, а несчастный Линк собрал саварен и отправился к Аллену. Тот был от лакомства в бурном восторге и не скупился на восторженные эпитеты. - Восхитительно! – бормотал он с набитым ртом, подбирая пальцем с тарелки последние крошки. – Божественно! Вы кудесник, Линк! Вы превзошли себя! Изумительно, волшебно! Он поднял на Линка влюбленные глаза, и на душе у того потеплело. В течение нескольких дней Аллен продолжал возносить хвалу саварену, и Линк решился на новый кулинарный подвиг во славу Тэвак. Трюфели, рассудил он, она непременно должна оценить по достоинству. Тэвак оглядела поднос, на котором были красиво разложены конфеты, так, словно Линк предложил ей полюбоваться на дохлых крыс. В ее огромных глазах застыл немой вопрос: за что он так над ней издевается? Линк с трудом сглотнул, пытаясь понять, в чем его вина. Он попробовал трюфели перед тем, как подавать, и уверен был, что они получились великолепно. - Они совсем недурны, - с трудом выдавил он из себя. Тэвак мужественно взяла одну конфету и отправила в рот. На прелестном личике написалось неподдельное страдание. - Чудесно, - прошептала она. – Прошу меня извинить, мне пора. Трюфели закончили свое существование там же, где и саварен с тортом Захер: в желудке Аллена Уокера. Он слопал их в рекордно короткий срок, после чего преданно заглянул Линку в глаза и, ласково поглаживая по руке, уверил, что это лучшие конфеты, какие он только пробовал в своей жизни, и что даже Джерри не смог бы приготовить их лучше. Пребывавший в растерзанных чувствах Линк остро нуждался в утешении и даже позволил обнять себя за плечи. К следующему утру ему стало лучше, и он твердо решил не сдаваться во чтобы то ни стало. Однако и марципаны в шоколаде, и изумительный мраморный торт, и воздушные шоколадные меренги постигала одна и та же участь: их все съедал Аллен. Линк был близок к нервному срыву, а Тэвак, которую он безуспешно пытался покорить, с каждым днем смотрела на него все мрачнее и мрачнее. Линк чувствовал, что наступает пора расставить точки над “i”. В качестве точки он выбрал шоколадно-абрикосовый пудинг. Назначив Тэвак новую встречу, он тщательно подготовился, несколько раз проверил, чтобы ингредиенты были высшего качества, и почти час потратил на сервировку. Каково же было его изумление, когда Тэвак явилась не одна, а в обществе Мадарао и Токусы. Увидев на столе лакомство, она судорожным движением прижала к губам платок и выбежала прочь. Токуса и Мадарао, напротив, уселись за стол. Несколько тягостных минут прошло в молчании, после чего Мадарао с глухим стоном уронил голову на руки. Линк изумленно наблюдал за бывшими собратьями-воронами. - Мадарао, я уверяю тебя, - начал он неожиданно осипшим голосом, - что у меня нет и не было никаких дурных мыслей по отношению к твоей сестре, и, более того… - Рин, - оборвал его излияния Токуса, - ты без нас совсем отупел, да? Тэвак терпеть не может шоколад! Более того, Тэвак вообще не любит сладости, но коли уж тебе так приспичило потрясать ее своим кулинарным мастерством, почему ты не попытался сделать меню хоть чуточку более разнообразным? Она убеждена, что ты уже месяц пытаешься сжить ее со свету, а послать тебя к черту ей не позволяет воспитание. Он встал и, отломив кусок пудинга, удалился прочь. Следом за Токусой удалился и Мадарао, на прощанье выразительно покрутив пальцем у виска. Линк потерянно уставился на выпечку. Из мыслей его вырвало деликатное покашливание сзади. - Говард, - нежно произнес Аллен, глядя на него лучащимися глазами, - а не могли вы бы еще раз испечь для меня этот чудесный торт, созданный по заказу князя Меттерниха?
Название: Четверо Автор: Амариллис Л Бета: Gretchen_Ross, missgreed Персонажи: Говард Линк, Мадарао, Токуса, Тевак, Мудрость Ноя (Уайзли) Категория: джен Жанр: экшн, драма Рейтинг: PG-13 Примечание: вольное обращение с техниками Воронов Примечание автора: Текст был написан для Фандомной Битвы. Спасибо missgreed за помощь в написании текста
читать дальше За окном тонула в сумерках извилистая улочка. Час был поздний, и он оказался единственным посетителем маленькой кофейни. Выйдя из задумчивости, Линк отодвинул от себя давно пустую чашку и поднялся. Хозяин, в белом фартуке и все еще чистых, аккуратных нарукавниках, уже подсчитывал сегодняшнюю выручку. Перед ним лежала потрепанная тетрадь в кожаном переплете, и он изредка что-то записывал туда. Линк прошел между рядами круглых столиков и снял с вешалки плащ, сунул руки в рукава. Не надевая его до конца, поднял руку, провел по шее, привычно убирая волосы. Но ладонь только скользнула по воротнику пиджака - он все еще не привык к новой стрижке. Его старая прическа была слишком необычна для простого обывателя, а инспектор Рувелье поставил задачу выглядеть как можно более неприметным. Помедлив, Линк дернул плечами, набрасывая плащ до конца. Застегнув последнюю пуговицу, Линк направился к двери. Звякнул колокольчик над входом, предупреждая о новом посетителе. И тут же слева раздался звон разбитого стекла. Линк обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как легко и грациозно на столик у окна шагнула Тевак. Осколки разлетелись по полу, поблескивая острыми гранями в свете уличных фонарей. Линк немного повернул голову, стараясь удержать в поле зрения и первого гостя. Еще не разглядев толком лица, Линк сразу же узнал его по развороту плеч, по наклону головы. И то, что выход через кухню уже закрывает Токуса, он тоже знал, ему даже не надо было смотреть за барную стойку. Дело было вовсе не в стуке каблуков по ее деревянной поверхности - даже став акума, Токуса остался верен сам себе, - а просто-напросто если ему отрезали все пути отступления, то черный ход перекроют первым. Где-то в глубине души Линк понимал, что рано или поздно это произойдет, с того самого момента, как увидел запись нападения с уцелевших големов. Он много раз проигрывал в уме различные варианты встречи, чтобы не встать столбом, не зная, что сказать или сделать, чтобы отболело заранее. Но ни один из вариантов его не устраивал своей несбыточностью. В реальности он поднырнул под стол, стоящий позади него, и опрокинул между собой и Мадарао. Встреться они в иное время, возможно, все произошло бы иначе, но сейчас Линк отчаянно не хотел умирать. Не мог. Не должен был. Не раньше, чем выполнит задание инспектора. Горячий поток воздуха, несущий языки пламени, ударил в крышку стола, Линку пришлось упереться ногой в барную стойку, чтобы удержаться на месте. Но в тот момент, когда прямо перед ним приземлился Токуса, он уже вставал. В своих размышлениях Линк дошел до мысли, что если Третьи и сохранили стандартный набор вооружения Воронов, то в их левом рукаве все же не могло быть лезвия - оно мешало бы трансформации. А вот его собственная экипировка была полной. Он не стал выпрямляться до конца, так и бросился вперед, под левую руку Токусы, не разгибаясь и используя инерцию движения, чтобы вонзить клинок под ребра бывшему другу. "Прости", - одними губами прошептал он, когда лезвие вошло в тело. Не так глубоко, как рассчитывал Линк, но все же скользящим ударом пропороло бок, сбив Токусу с шага. Тот не проронил ни звука, хоть и пошатнулся. Изменения коснулись не только сознания, но и тел Третьих экзорцистов. Линк проскочил под его рукой и развернулся для последнего удара, используя Токусу как щит между собой Мадарао, но слева уже была Тевак. Не меняя выражения лица, она размахивалась, чтобы атаковать его. Если сейчас Линк и превосходил ее в чем-то, так это в скорости складывания печатей. До этого он всеми силами стремился избежать использования барьера, потому что он лишил бы его подвижности. Но иного выхода инспектор уже не видел. С самого начала он отдавал себе отчет, что против троих не выстоит. Он слишком хорошо знал их возможности, так же, как они знали его; у Линка не было ни малейшего шанса. Круг из его печатей оказался внутри большего круга, сложенного печатями Тевак. Давление обрушилось на Линка невыносимой тяжестью, заставляя скрипеть зубами от напряжения. Бросив взгляд в сторону, он понял, что Токуса подхватил ее заклинание, и Мадарао, видимо, тоже. "Связующие перья втроем?!" - стремительно пронеслась мысль. Нерациональное и бессмысленное расходование средств, если только они не собирались брать его живым. Линк похолодел. Плен был хуже смерти, много хуже. Значит, выхода у него не было. Он обвел взглядом Тэвак и Токусу. Для того, чтобы увидеть Мадарао, ему пришлось бы повернуть голову, он стоял у инспектора за спиной. Но Линк не сомневался, что сейчас и у него точно такое же спокойно-отрешенное лицо. Больше всех, наверное, изменилась Тэвак. В другой ситуации он бы решил, что повзрослела, ее черты утратили детскую мягкость и округлость. Линк хотел бы сказать, что ей идет новая прическа, но эти слова были бы сейчас очень некстати. И он сомневался, что она услышит или поймет его. Линк не видел ее глаз из-за тени, падающей от капюшона, но был уверен, что может в точности представить себе их выражение: во взгляде Токусы было узнавание, но не было никаких чувств. Линк перехватил заклинание левой рукой и начал постепенно расширять радиус собственного барьера, выталкивая чужие печати как можно дальше. Разорвать круг у него не хватило бы сил, но выиграть для себя несколько секунд он мог. Повинуясь едва заметному движению, лезвие выскользнуло из правого рукава. В тот момент, когда защитный барьер рухнул, сталь коснулась его горла, но чужой клинок оказался быстрее. Плечо Линка пронзила острая боль, выпад Мадарао изменил траекторию движения, и выигранного мгновения Третьему хватило, чтобы прикрыть его горло. Ладонью холодной, почти ледяной. Линк вздрогнул - может быть, от этого холода, может, от осознания, что проиграл. Голой рукой Мадарао отвел клинок Линка в сторону, не обращая внимания на порезы. Ненужные больше печати усеивали пол под ногами, постепенно пропитываясь кровью их обоих. Тевак и Токуса шагнули к Линку одновременно, словно подчиняясь какой-то команде, тонкие девичьи пальцы с легкостью переломили прочнейшую сталь. Обломок с глухим стуком воткнулся в доски пола. Взрезав левый рукав, Токуса вытащил второе лезвие. Дальше пришел очередь печатей. Они спокойно и без суеты разоружили Линка, не проронив ни слова, пока Мадарао держал его, словно бабочку на иголке. Он так и не вытащил клинок из его плеча, но это было надежнее, чем силовой захват. Линк стоял, выпрямившись, как на плацу, лишь однажды пошевелился: когда пальцы Токусы в первый раз коснулись запястья. Невольно Линк перехватил их, сжал ладонь и потянул его к себе, непослушными губами пытаясь выговорить его имя. Тот поднял глаза, и целое мгновение казалось, что вот-вот в них вспыхнет удивление. Но вскоре инспектор удостоверился, что это были всего лишь игра света и его собственное желание увидеть хотя бы тень прежнего человека. Не удостоив его вниманием, Токуса вернулся к своему занятию.
Сново тихо звякнул колокольчик. Линку не надо было оборачиваться, чтобы понять, кто вошел в кофейню - Тэвак и Токуса склонили головы, приветствуя посетителя. Видеть это было больнее, чем чувствовать движение клинка в плече, когда Мадарао пошевелился. Линк замер на месте, уставив взгляд перед собой в стену, но это ему не помогло. Бесшумными шагами новоприбывший обошел его, встав так, что не смотреть на него было невозможно. Линк пока считал ниже своего достоинства опускать глаза перед врагом. - Говард Линк, - утвердительно произнес молодой человек со странной полосатой повязкой на голове. Линк уже видел его в Американском подразделении рядом с Кандой Юу. Точной информации о его способностях у Ордена не было, но их щедрая демонстрация говорила о его возможности манипулировать сознанием, чтобы вызывать нужные воспоминания у человека. Которые, конечно же, станут известны Ною. Линк посчитал излишнем отвечать. - Меня зовут Уайзли, - помахал он рукой перед его лицом. У Линка закружилась голова. - Эй, ты еще живой? - Ной не оставлял попыток привлечь его внимание. - Он живой? - спросил он поверх головы Линка. - Да, господин Ной, - ответил Мадарао тем же самым тоном, которым отчитывался перед кардиналом. - Он плохо выглядит, - констатировал Уайзли, беря его пальцами за подбородок. Линк дернул головой и тут же получил весомую оплеуху. Плечо взорвалось болью. - Я хочу посмотреть на тебя, - объяснил он снисходительно, и Линк скрипнул зубами. Ной все больше напоминал подростка не только внешностью, но и поведением. Сколько же ему на самом деле лет, Линк судить не брался. Но изо всех сил старался сконцентрироваться на чем-то отстраненном, и размышления о сущности врага отлично для этого подходили. - Тебе же говорили, где может находиться Аллен Уолкер, - очень серьезно и весомо сказал Ной, сдвигая свободной рукой повязку со лба.
*** Шторы в квартире приходилось держать плотно задернутыми - для всех она пустовала - поэтому в комнатах царил полумрак. Линк мог читать при настольной лампе или ходить из угла в угол, дожидаясь визита врача или инспектора Рувелье, но не мог выйти за порог. Официально инспектор Говард Линк был мертв. Убит Ноями при побеге Аллена Уолкера. Каждый приход начальника давал пищу для размышлений на несколько дней вперед. В той самой полутемной квартире он пытался свыкнуться с мыслью, что он и его друзья теперь воюют по разные стороны баррикад. Старательно, но совершенно бесполезно приучал себя думать так. - То, о чем я вам расскажу, является совершенно секретной информацией, - начал разговор инспектор Рувелье в последнюю их встречу.
*** Он снова, как наяву, видел две чайные чашки на столе. Воспоминания затягивали, возвращали его назад, в ту самую комнату. Лицо Рувилье выступало из полумрака все яснее, губы инспектора начали шевелиться. Линк помнил, какой тяжелой кажется атмосфера, наполненная ожиданием. Чужим нетерпением… Чужим. Линк отчаянно дернулся, пытаясь вырваться из воспоминаний. Резкая и сильная боль неожиданно привела его в чувство. Обычно от нее сознание плывет, а вот здесь, наоборот, прояснилось. Только колени неожиданно подогнулись. Новая оплеуха заставила Линка бессильно мотнуть головой. По-видимому, Ной был зол. Линк не знал, чувствовал ли тот, находясь в его голове, то же, что и он сам, но искренне на это надеялся. За плечо Ноя, туда, где стояли Токуса и Тевак, он старался не смотреть, хотя ощущал их внимательный взгляд на себе. Лучше было бы представить, что их и вовсе нет в этом месте. Хорошо, что Мадарао он видеть не мог. И снова Ной задал вопрос. «Чтобы я подумал о Белой Обезьяне», - понял Линк тактику врага. Даже если его дело было безнадежно, облегчать задачу Ною он не собирался. Он изо всех сил подался назад, чтобы разбередить рану, и очень рассчитывая потерять сознание от боли. Никому из присутствующих в голову пока не пришло перевязать его. Линк надеялся, что ему повезет, и он умрет от потери крови раньше, чем Ной доберется до его воспоминаний. Перед глазами побелело, но остался в сознании, хотя почти и повис на руке Мадарао. Частые толчки пульса в ушах слились в один сплошной гул. - Почему вы такие упрямые? – огорченно спросил Уайзли поверх поникшей головы Линка. На этот раз ему никто не ответил. Ной, вздохнул, поднял глаза к потолку и, схватив Линка за ворот плаща, медленно потянул его на себя. Линк был точно уверен, что кричал. И что Мадарао долгие мгновения спустя сам быстрым движением выдернул лезвие из него. А еще он видел, как зажала уши Тевак. Дальше Линк мог рассматривать только пол, залитый его собственной кровью. Он не мог утверждать, что ему не показалось. - Господин, он без сознания, - прозвучал спокойный голос Мадарао. «Он врет Ною?», - удивился Линк, потому что тот держал его на руке и не мог не чувствовать, что тело не расслабленно до конца. Но раз Мадарао так сказал, кто он такой, чтобы ставить под сомнения его слова? - Приведи его в чувство, - велел Уайзли - Быстрее. Линк услышал, как Ной развернулся и направился к барной стойке. Напрасно, Линк мог бы гарантировать, что в кофейне, кроме него самого, не осталось ни одного человека. - Эй, хозяин, ты живой еще? – прокричал Ной вглубь кухни, как видно, не додумавшись до такой простой мысли. В тот момент, когда Уайзли отвернулся, Мадарао поднял Линка на ноги и прижал к груди, не давая упасть. - Три минуты, не больше, - быстро и тихо проговорил он ему на ухо. – Больше не сможем. Токуса обернулся к нему. Но прежде чем Линк успел испугаться, что он привлечет внимание Ноя, тот подмигнул ему и улыбнулся криво, но совсем не весело. - Живо, - скомандовал Мадарао, отпуская Линка и толкнув его по направлению к двери. В тот момент, когда Ной почуял опасность и повернулся, Тевак сложила первую огненную печать. На Линка она так и не взглянула.
Взрыв выбил уцелевшие окна в кофейне и несколько соседних. Языки пламени взметнулись вверх. Из окрестных домов повыскакивали люди, где-то залаяли собаки, заплакал какой-то ребенок. Несколько полицейских уже показалось из-за угла. Линк в полной мере воспользовался предоставленным шансом, стремясь убраться как можно дальше. Его шатало, но на ногах он пока держался, поэтому даже помыслить не мог, что жертва его друзей будет напрасной. Мимо него неторопливо прошел высокий человек, направляясь прямо к горящему зданию. Его поведение резко отличалось от хаотичных действий всех остальных. У Линка живот свело от страха. Он согнулся, втянул голову в плечи, стараясь сделаться как можно более незаметным. Кардинал действительно не обратил на него внимания, заинтересованный четырьмя фигурами, выходящими из пламени. Ной, Апокриф и он сам пересеклись в одном городе. И каждому из них нужен Аллен Уолкер. Значит, Линк на верном пути. Сейчас он с каждым шагом увеличивал расстояние между собой и теми, кто остался позади. Раненое плечо жгло как раскаленным железом, но Линк давно не чувствовал себя лучше. Для них четверых, кто еще жив, не все потеряно.